Таком же тёмном, но куда более тёплом. И да – сквозняков здесь не было, зато повсюду множество теней и каждая словно жила своей жизнью.
Лейле хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть холодного взгляда, кривящиеся в презрительной усмешке губы Эссуса.
Он смотрел на неё презрительно и победно, а она просто стояла и ничего не делала. Хотя, если уж быть откровенной, по-настоящему противостоять ей нечем. Конечно, он сильнее.
И всё же – всё же лучше бесполезное сопротивление, чем презренная рабская покорность.
Скорее от отчаяния, чем в действительно надеясь убежать (да и куда можно скрыться от человека в его собственном доме, когда все ключи от замков у него?) Лейла, как собака, вцепилась зубами в руку, крепко удерживающую её за запястье.
От неожиданности Эссус, зашипев, на мгновение выпустил её руку. Этого мгновения вполне хватило, чтобы Лейла рванулась вперёд, но через несколько шагов замерла, пытаясь сориентироваться, понять, где может быть дверь.
– И что это сейчас такое было? – невозмутимо раздалось за спиной.
И ковёр, словно сдвинувшаяся платформа, сбил её с ног, заставляя растянуться на полу. Невидимая рука, подхватив за шиворот, словно куклу, поставила на ноги и толкнула обратно, в сторону Змея.
Сложив руки на груди, от смеялся и ровные белые зубы плотоядно, весело сверкали в полумраке.
– Что за нелепая попытка? Ты глупа? Или просто чудовищно упряма? Последний вариант кажется предпочтительней, но боюсь, именно первый соответствует реальности.
Лейле вновь пришлось глядеть в его насмешливое лицо, но на этот раз она смотрела гневно, почти с вызовом.
Перестав смеяться, Эссус медленно покачал головой:
– Не делай так больше.
Снова схватив её за руку, он подтянул Лейлу к себе.
– Простой урок житейской мудрости: когда ты слабее и ниже, проще сразу подчиниться тому, кто сильнее и выше. Потерь будет меньше. Ты ничего хорошего не добьёшься, разозлив своего господина.
– Вы не мой господин!
Он словно бы и не слышал её.
– Сейчас ты будешь делать то, что я говорю, – Эссус развернул Лейлу к себе спиной.
Его белые пальцы железной хваткой, до синяков, с видимым удовольствием вжались в нежные, округлые, изящные белые плечи, безжалостно сминая тонкую ткань платья на них.
В ярости, с какой Змей прижимал к себе Лейлу, была пугающая страстность, заставляющая понять, что всё происходящее отнюдь не шутка – это жестокая игра с высокими ставками.
– Пустите!
Но его рука с такой же нечеловеческой силой сжалась на её тонком горле, что дышать сделалось трудно и голос сорвался.
– Нет, моя дорогая. Нет. Не стану я тебя отпускать. У меня на сегодняшний вечер совершенно иные планы.
– Не надо! Пожалуйста! Что вы хотите, чтобы я сделала? Вам так нужны мои извинения?!
– А что, похоже, что сейчас я нуждаюсь именно в них?
Его хватка была такой жёсткой, что дышалось с трудом, а голос был мягкий, хоть и наполненный ядом.
«Бессердечный ублюдок!», – хотелось выкрикнуть ему это прямо в лицо, но из-за слабого дыхания вместо крика с губ сорвался еле слышимый стон.
– Пытаешься бунтовать? Очень хорошо. Так даже интереснее. А что ты скажешь, если я предложу тебе выбор: смерть или ночь со мной? Что выберешь, Лейла? Только хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Потому что, если выберешь смерть – умрёшь. Гарантирую – быстро и безболезненно.
Что изменилось с их последней встречи? Почему она перестала быть ему нужной? Или он просто сумасшедший чёртов ублюдок, предсказать действия, которого совершенно невозможно для нормального человека? Чьи настроения переменчивы, как форма облаков в ветреную погоду?
– Скажи, ты боишься смерти, Лейла?
Его голос был тих, насмешлив, безжалостен.
Отчего-то Лейла не сомневалась, что вздумай она сейчас разыгрывать великомученицу, действительно умрёт быстро. Девственницей.
А умирать ей не хотелось. Совсем. Что поделать, она дитя века, в котором жизнь стоит дороже чести?
– Конечно, боюсь, – прошипела она, невольно передёрнув плечами. – Все боятся смерти.
– Я не боюсь. Никогда не понимал – чего бояться? Смерть же по сути своей – ничто. Став ничем, ничего не чувствуешь. Даже не поймёшь, что мертв. Всё просто закончится в один миг. А несколько секунд страха перетерпеть как-нибудь можно. По-крайней мере, всем, кто когда-либо жил, сделать это придётся. Думаешь, ты исключение, малышка?
– Прекратите! – взмолилась Лейла, которую подобные аргументы ничуть не утешали.
– Ты веришь байкам о загробном мире? Веришь в рай или ад? Веришь, что если будешь хорошей девочкой, то будешь в белом сидеть под зелёным деревом и играть на лютне? А если станешь плохой, то полетишь на чёрных крыльях в красное небо? По мне, так второе интереснее и приятнее. Люблю движения и яркие краски. Но, полагаю, после того, как вдохнёшь в последний раз, это и будет – последний раз. Просто сдохнешь и всё. Там ничего нет, Лейла. Ни-че-го! Ни красного, ни зелёного; ни ада, ни рая; ни ангелов, ни демонов. Когда ты мёртв, ты просто мёртв. Так что не имеет смысла в этом мире быть добрым и бороться со злом. Нужно просто брать что можешь, если хочешь. Ни кара, ни награда никого из нас не ждёт.
– Если бы это было так, призраков бы не существовало.
– Призраков рождает память или воображения. Призраки существуют лишь для живых, а мёртвых просто нет. Так что ты права, что предпочитаешь это пережить. Смерть не страшна, но жизнь всё же чего-то да стоит. Итак, во имя сохранения своей девичьей чести ты расстаться с жизнь не готова? Я правильно тебя понял?
Его пальцы сильнее впились Лейле в руку.
– А если бы у тебя была возможность убить меня, лишь бы избавиться от неприятной необходимости стать моей любовницей, чтобы бы ты тогда сказала?
– Это вопрос риторический? Или – предложение?
Лейла напряжённо глядела в бледное, резко очерченное лицо. Перед ней словно был холодный и безжалостный дьявол во плоти.
– Положим, предложение. Рискнёшь им воспользоваться?
О! Этот вытягивающий душу змеиный взгляд!
Она не смогла сдержать изумлённого возгласа, когда он бросил палочку прямо ей в лицо:
– Держи!
Едва успела её поймать – не хватало ещё и уронить? Ещё больше ведь оскорбится Их Темнейшество.
– Ну вот. Теперь ты вооружена и можешь попытаться избежать роли безвольной жертвы. Посмотрим, как оно у тебя получится?
Они медленно двинулись по кругу, против часовой стрелки. Движение определяла, само собой, не Лейла.
В какую игру он играет? Что пытается доказать? Что чувствует себя в безопасности даже стоя с голыми руками против неё? Настолько её не уважает? Пытается продемонстрировать бесстрашие? Или ему действительно на всё плевать, ему нравится играть со смертью, танцуя на острие бритвы?
