– Путёна! – позвал Ланко.
С очередным хлопком появился новый домовик. Такой же ушастый, глазастый и коричневый.
– Где тебя носит, бестолковая? Молодая госпожа желает одеваться! – с гордостью заявил он.
Вращающиеся блюдца-глаза брауни Путёны смерили Лейлу оценивающим взглядом:
– Миледи желает одежду для черни или одежду господ?
– Конечно, одежду господ, – пожала плечами Лейла.
Брауни вся аж засветилась, как двухсотваттная лампочка под напряжением. «Наш человек», – говорил её взгляд.
В воздухе возникло зеркало. Словно вспыхнувшие голограммы появились три пышных платья с длинными юбками в пол.
Лейла выбрала ярко-алое, чем ещё больше подняла настроение Путёне.
Остальная одежда растаяла в воздухе.
Выбранное платье оказалось Лейле чуть великовато, но Путёна подогнана его по фигуре, заставив уменьшиться его в размерах там, где материи было многовато и увеличиться в тех местах, где ткани не хватало.
В результате наряд сел по фигуре идеально, ни один портной так не сошьет. Одно слово – магия!
Лейла с удовольствием наблюдала перемены в собственной внешности. Пышные юбки визуально сделали талию тоньше, плечи – округлее, грудь – выше. Цвет платья выгодно подчеркивал тон кожи и совсем чуть-чуть диссонировал с желтоватым оттенком её топазовых, тигриных глаз.
Брауни, приблизившись, что-то нашептала.
Легкие серые тени в уголках подчеркнули удлиненный персидский разрез глаз, мазок румянами выделил нежные скулы, а полупрозрачный блеск сделал губы полнее и ярче. Волосы взметнулись и завились мягкими локонами у висков.
– Путёна, ты молодец, – похвалила брауни довольная результатом Лейла. – Спасибо, – поблагодарила она.
В солнечном свете дом выглядел привлекательнее.
Мебель освободили от чехлов, полировку навощили. Деревянные половицы покрыли коврами. Длинный стол, занимающий центр широкого зала, сервировали, словно к празднеству. Он ломился от изысканных, невиданных яств. Название большинства блюд Лейла, привыкшая к незатейливой кухне, даже не знала.
Стул сам собой отъехал в сторону, стоило протянуть к нему руку, радушно приглашая присесть.
Еда оказалась волшебной, сама таяла во рту.
Ланко наблюдал, поигрывая ушами, то распрямляя их, то опуская. Ожидая реакции на трапезу.
Стоило подняться из-за стола, как еда, посуда, подсвечники со свечами, плавающие в воздухе, растворились в одно мгновение.
– Это было волшебно. Хочу видеть всех, кто занимается приготовлением обеда.
Домовик хлопнул в ладоши, и рядом с ним выросло ещё четыре коричневые фигуры.
– Синки, Тонки, Марки, Тобби, госпожа.
Каждый из представляемых кланялся, в свой черед втягивая ушастую голову в плечи.
– Я хочу поблагодарить вас всех, – постаралась приободрить их Лейла. – Никогда не ела ничего вкуснее. Спасибо.
Глаза-блюдца у брауни зажглись таким ярким светом, словно внутри их черепушек загорелась китайские фонарики. Кто-то, кажется Синки, даже всхлипнула от переизбытка чувств.
– Синки, Тонки, Марки и Тобби счастливы, госпожа.
– И Ланко – тоже!
– Ланко, остальные могут быть свободны. А ты, пожалуйста, покажи мне дом?
В конце комнаты с длинными, узкими, словно бойницы, окнами, таилась, скрытая в нише, едва приметная дверца. За ней начинал кружить коридор. Изгибаясь, точно неторопливая змея, он уводил вдаль.
Ланко демонстрировал многочисленные библиотеки, кабинеты, ванные, каминные, бильярдные, гостевые, портретные галереи, просто галереи, гардеробные, лабораторные.
– Как мне выйти из дома на улицу? – не выдержав, сдалась Лейла.
– Просто пожелайте, чтобы появилась дверь, госпожа. Она и появится.
– В любом месте? В любой комнате? – уточнила она.
– Да.
– Дверь!
Лейла, не сдержавшись, радостно вскрикнула, когда со вспышкой света в дверном проёме образовался проём. Когда дверь распахнулась её под ноги лёг яркий и ослепительный солнечный свет. Полной грудью вдохнула она запах разогретых трав и цветов.
Вернувшись в дом после прогулки, она отыскала в доме библиотеку. Окон там не было; лишь тусклый зеленоватый свет освещал ряд длинных шкафов – хранилище вековых знаний.
Дитя нового века, Лейла почти разучилась читать книги на бумажном носителе, давно предпочитая электронные вариант, доступ к которым через сеть интернета был гораздо дешевле и проще. Читать книги её показалось утомительным и из библиотеки она перешла в картинную в картинную галерею, где хранились портреты.
Поплутав с полчаса, удалось отыскать среди множества незнакомых лиц портрет бабушки Изабель. Она показалась незнакомкой. Взирала свысока портретной рамы с царственной надменностью, высокомерно вздернув острый подбородок. В уголках рта совсем юной девушки таилась недобрая, едкая, словно кислота, усмешка, свойственная более зрелому возрасту.
Под одним из портретов Лейла с удивлением прочитала «Эссус Нахширон Дрейк».
К её удивлению, он оказался красивым. Высокий, худой, изящный, в пижонском костюме. Нежная атласная кожа, бледная, будто прозрачная. На пальцах перстни с бриллиантом, в ухе – серьга с прозрачным камнем. Может быть тоже бриллиант? Лейла не знала. Она не слишком хорошо разбиралась в драгоценностях. Волосы чёрные-чёрные, гладкие, такие разве что у азиатов бывают? Только глаза не азиатские, не чёрные, а светло-серые, как дым в небе осенью, прозрачные, почти бесцветные, словно у альбиноса.
Четко вырезанные, плотно сомкнутые губы; хищные гневливые ноздри прямого патрицианского носа; гордо, даже спесиво, вскинутая голова и замораживающий, отстраняющий взгляд. Каждая черточка этого лица выдавала человека умного, амбициозного, расчетливого. Жестокого? Возможно. Но, без сомнения, сильного.
Чем же он так напугал её бабку, что она предпочла прожить и умереть вдалеке от всего, что прежде составляло её жизнь? Может быть, она любила его, а он разбил ей сердце?
Как бы то ни было, теперь ему должно быть за шестьдесят. В этом возрасте появляются лысина, живот, шаркающая походка и первые признаки маразма.
Хотя – он ведь маг. Василина старше этого Эссуса, а выглядит едва ли не моложе самой Лейлы.
***
Солнце неизбежно клонилось к горизонту. А вечер должен был принести новые загадки и интересные ответы. По-крайней мере, Лейла на это надеялась.
Глава 4. Тёмное наследие
Дом Василисы, мрачноватый при белом свете дня, с приходом ночи становился откровенно пугающим. Пространство наполнилось шелестом и шуршанием. С подобным звуком жалуется уносимая по гладким плитам листва, подхваченная северным ветром.
