– Правильно. У нас как минимум впереди около семи месяцев. Учитывая нестабильную обстановку в стране, может случиться всё, что угодно. Но пока твой сын будет в безопасности, Розамунда. Даже в большей, чем раньше.
– Вы скажите ему? – с надеждой взглянула на профессора Хэйса Лейла.
– Разве ты не хочешь сделать это сама?
Она помотала головой:
– Нет.
– Хорошо, – похлопал он ладонью по её руке. – Отдыхай. Я сам сообщу эту новость Змею.
Лейла была рада расслабиться и немного побыть одной. Все последние дни были изматывающими, но финал – финал просто убийственный. Она не чувствовала себя способной стать матерью. Заботиться о младенце, любить его. И каком младенце – сыне Нахширона.
Было отвратительное чувство, будто внутри её тела поселился паразит и теперь она будет вынуждена терпеть это неприятное для себя соседство. При одной только мысли о том, что скоро её тело оплывёт, как жирный окорок, потеряет подвижность, превратится в инкубатор её снова замутило. Ребёнок представлялся чем-то вроде червяка.
Сын Чёрного Змея! Мало ей его папаши, который отравил ей жизнь, сломал её, перевернул всё вверх дном! Тут каждый день похож на пребывание в аду. Она надеялась, что придёт день, когда наскучит Нахширону и он её попросту выбросит. И она будет свободна. Станет принадлежать самой себе.
Но ребёнок – ребёнок сводил на нет все надежды на то, что жизнь когда-либо изменится к лучшему. Он был как контрольный выстрел в голову. Как финальный аккорд в реквиеме даже не по мечтам – по надежде на то, что жизнь сложится иначе.
Лейла не находила в себе внутренних ресурсов стать матерью очередному Змею. Но альтернативных вариантов у неё не было. Аборт ей сделать никто не позволит, за подобное в данных условиях придётся заплатить жизнью, а такую цену она пока платить за свободу была не готова.
Придётся терпеть. Снова терпеть. Быть покорной пешкой в чужой игре. И всё ради чего?
Она вздрогнула и села, когда дверь открылась.
Нахширон пришёл один. И выглядел не просто довольным – счастливым.
Ну, конечно, с чего бы ему огорчаться? Это не ему придётся пухнуть, толстеть и орать от боли. Не ему придётся служить донором для маленького иждивенца, к которому не испытываешь ни малейшего чувства!
Эссус всегда двигался с хищной грацией, даже тогда, как сейчас, например, был полностью расслаблен.
Он присел рядом, на край кровати и взял Лейлу за руку:
– Сегодня утром я был непозволительно груб с тобой, Змейка. Ты примешь мои извинения?
– А куда мне деваться? – огрызнулась она. – Конечно, приму.
– Ну, не будь такой злюкой. Судя по выражению твоего лица, новость и для тебя оказалась неожиданностью? – на его лице наметился намёк на насмешливую улыбку, но оно тут же разгладилось. – Похоже, ты не слишком счастлива?
– Вас это удивляет?
– «Вас» тут излишне. И нет, не удивляет. Я не романтично настроенный юноша, вполне себе реалист и прекрасно отдаю себе отчёт в том, какие чувства в тебе вызываю. В том есть моя вина. Я не всегда был к тебе добр.
Лейла бросила на него быстрый взгляд, в котором, однако, можно было прочесть насмешливый укор:
– Вы ни к кому не бываете добры. И отчего-то мне кажется, прекрасного отца и мужа из вас не получится. Так что – да. Я весьма далеко от эйфории. Я… я не хочу этого ребёнка. Я не готова…
Эссус нахмурился. На его лицо словно легла чёрная тень:
– Это не обсуждается, Лейла. Ты родишь мне этого ребёнка. И, будем надеяться, что в процессе, так сказать, материнские чувства в тебе ещё проснутся. Этой мой ребёнок – но ведь это не я. Он и твоя часть тоже. А вообще, если подумать – он сам по себе, маленький и нуждающийся в защите, любви и заботе.
– В том мире, какой вы хотите для всех нас построить, где идёт охота на людей, все спят со всеми, а кровь льётся рекой, где процветают насилие и разрешены Тёмные Ритуалы? – сами-то как думаете? Это отличный мир для ребёнка?
– По-твоему, я мечтаю построить нечто подобное?
– Судя по всему тому, что я видела – да.
– Люди, которые нас окружают, всего лишь инструменты. Придёт время – мы избавимся от них, когда они станут не нужны.
– Люди – не инструменты! Не вещи! Они не существуют для вашего удобства или вашей радости! Ничего путного вы не построите, любовник-дядюшка. Как любой кровавый тиран, вы обречены. И мы, я и мой ребёнок, тоже. Лишь потому, что связаны с вами!
На лице Змея заходили желваки от ярости, глаза потемнели, но голос, когда он заговорил, был мягок:
– Ты ещё очень молода, моя прекрасная Золотая Змейка. Твои убеждения и принципы делают тебе честь, но ты слишком мало понимаешь, слишком слабо разбираешься в мире, в который попала. Мы – колдуны. Мы принадлежим Тьме, мы – часть её, и чтобы выживать, нам приходится убивать. Если я не убью сегодня, меня убьют завтра – такова наша реальность. А послезавтра будет лишь делом времени, как быстро мои враги расправятся с теми, кто мне дорог. Получив власть, я получу возможность контролировать нашу жизнь. Я поставлю своих врагов на то место, с которого они не сумеют нам навредить. Если они согласятся с предложенным им положением дел – выживут, играя по моим правилам, которые я напишу не для собственного удовольствия, а потому, что это позволит избежать новых жертв, новых войн и новых противостояний.
Ты же не слепая, Лейла? Ты видишь, что нас окружает стая хищников? По-твоему, таких, как Медора и её братья, таких, как Лиссандр, Вард, Люк или даже Нортон Хэйс можно ограничить, заставить действовать в строго поставленных рамках только лишь силой идей и высоких убеждений? Взывая к их совести? Но нельзя воззвать к тому, чего нет, а убеждения никогда не будут действовать без страха. Человек может переступить через любовь, принципы, моральное кредо, через всё, что составляет само понятие «человечности» – но он не осмелится нарушить границ, за которыми их ждёт жестокое, неотвратимое возмездие. Тираны никогда не приходят к власти в том обществе, где высока мораль. И любое сообщество имеет того лидера, которого заслуживает.
– Ты считаешь, что все мы заслужили тебя?
– Мне плевать, если честно. В первую очередь я думаю о себе. Я хочу власть. Хочу тебя и хочу моего ребёнка! И я получу это или этот мир полетит к чертям!
– Ты сам себе слышишь? Это же ужас. Знаешь, в сложившейся ситуации мне бы хотелось быть на твоей стороне, верить в тебя, надеяться на твою победу, назвать её нашей. Но я не могу! Даже я – не могу! Может быть для овладения власти капелька страха не повредит, она лишь укрепляет уважение, но ты внушаешь фатальный ужас. Твоё правление будет террором, ты не щадишь никого – ни друзей, не врагов. Да и о каких друзьях может идти речь, если ты говоришь о них, как о вещах и средстве, а когда материал отработан – о нём не вспомнят. Выбросят, выкинут, задвинут и – забудут. Даже твои сторонники рано или поздно поймут это и обернутся против тебя.
