– Как странно слышать от вас такие речи. Вы… вы любили мою мать, отец?
– Не уверен, что в этой истории уместны речи о любви. Я был палачом, она – жертвой. Пусть сильной, прекрасной, пусть грозной, но – жертвой. Я хотел твою мать во всех проявлениях этого слова. Но самое страстное желание – это ещё не любовь. Между палачом и жертвой любви быть не может. Возможно лишь месть и раскаяние.
– А вы раскаиваетесь в том, что сделали с ней?
Уорлок покачал головой:
– Раскаиваюсь? Не уверен. Раскаяться, значит, пожалеть о твоём существовании? Я не могу. Мне доставляет страдание твоя боль, Рэйв, меня пугает неизвестность, и то, что я ничем не могу тебе помочь. В ту область, что неизбежно открывается перед тобой, мне доступа нет, как нет у меня крыльев. Но о том, что все эти годы ты жила и дышала, росла рядом со мной, я не жалею ни мгновенье. Мне жаль, что твоей матери все эти годы пришлось тебя искать тебя, что это причиняло ей боль, но, если всё вернуть сначала, в тот далёкий день, когда я сделал первый шаг к осуществлению моего жестокого плана, я повторил бы всё сначала. Так можно ли говорить о раскаянии?
– Значит, моя мать не была любовью вашей жизни?
– Мне жаль тебя разочаровывать, но – нет. Женщины никогда не значили для меня много. Да что много? Они вообще для меня ничего не значили.
– Может быть, просто не встретили подходящую?
Уорлок окинул дочь взглядом, в котором снисходительность мешалась с жалостью:
– Ты сейчас озвучиваешь самую распространённую женскую ошибку, из-за которой так многие из вас страдают. Дело не в том, что мужчина не встретил «подходящую», как ты выразилась, женщину. Не потому он скачет по всем кроватям, меняя женщин, как перчатки. Дело в том, что мужчина просто такой, сам по себе. Ему не надо «подходящей». Его устраивает этот формат отношений. И какой бы умницей, красавицей, лапочкой и феей ты не была – ему плевать. Он меняться не собирается. И ничего с этим нельзя поделать.
Для меня в женщине важно было всегда, уж прости за прямоту, одно единственное место. Все другие достоинства выпадали из поля зрения. И всё же я бы погрешил против истины, если бы не сказал, что твоя мать не произвела на меня впечатления. Но ведь и женщиной в привычном смысле слова она не была. Она – дракон. Воплощение силы, свирепости, бессмертия. Всего того, что я так вожделел.
– Ты никогда не называл её имени? – тихо спросила Рэйвен.
– Нет.
– А сейчас скажешь мне, как звали мою мать?
– Нет. Не могу.
– Почему?
– Я его не знаю. Драконы не называют своего имени первым встречным. А уж своим мучителям и подавно. Это как-то связано с особенностями их магии. По драконьим правилам знать имя всё равно что знать истинную суть. Зная имя, один дракон может легко подчинить себе другого. Твоя мать никогда не говорила мне своего имени, да я, признаться, и не стремился его узнать. После рождения детёныша я вообще планировал убить её.
– Что?!
– Ты всегда знала кто я и что я такое, Рэйвен. Я не белый и не пушистый. Но всё же… даже у меня не поднялась рука на обессиленную родами женщину. Я знал, чем рискую, оставляя её в живых, и всё же поддался милосердию. Чему бесконечно рад.
– И я тоже, отец. Мне трудно было бы принять факт того, что вы убили её.
– Ну, тогда я не думал об этом. Не думал ни о чём из того, что так сильно захватывает меня теперь. Ты спросила, была ли твоя мать любовь моей жизни? Нет. Но она была предтечей, тем поворотным моментом, после которого ничто уже не бывает, как прежде. А любовь моей жизни, моя единственная и ненаглядная – это ты, Рэйвен. Моя дочь. Плоть от плоти моей и огненной искры, пылающей в теле твоей матери. Я гонялся за бессмертием, но получил куда больше – смысл жизни. Самое дорогое всегда является непрошено, незапланированно и внезапно.
Уорлок вздохнул и добавил:
– Когда я всё это затевал, подумать не мог, что настанет день, когда я готов буду отдать всё: столь трудным путём доставшееся могущество, богатство, бессмертие и даже саму жизнь за безопасность и счастье другого существа. Но такой день настал, Рэйвен. Пришло время заплатить по старым счетам.
– О чёс вы, отец?
– Вот об этом, – кивнул он на узкую полоску пока ещё лишь тлеющей у далёкого края горизонта, зари.
Сжимая изо всех сил поручень, Рэйвен широко распахнутыми глазами глядела на то, как из розовеющей дали двигалась, разрастаясь, тёмная точка.
Вокруг сделалось тихо-тихо. Словно всё замерло в предчувствии окончания старой истории о любви и ненависти, о противостоянии мужчины и женщины, некроманта и воплощении жизни и света.
Рассвет и закат, краткое время сумерек, когда день и ночь смешиваются причудливым коктейлем, взаимно проникая друг в друга. Время, похожее на ноль – обнуление прошлого и отсчёт нового настоящего.
– Отец! – в испуге прошептала Рэйвен, потрясённая страшной догадкой. – Но она же убьёт вас!
Ответа не последовало.
Зато сверху пролился огненный дождь.
Глава 21
Уорлок всегда отличался молниеносной реакцией. Только это его и спасло – он успел выставить щит.
Его и Рэйвен накрыло синим колпаком, по которому огонь растёкся, вместо того, чтобы поразить цель. Защитный купол обладал свойствами водной стихии, пламя не распространялось, а поглощалось щитом, правда и сам щит при этом истончался.
Повтори дракон атаку, неизвестно, чем бы всё завершилось. Весьма вероятно, что у Уорлока хватило бы сил отразить ещё пару огненных залпов, но не больше.
По счастью, дракон не спешил испепелить противника на месте. Первый залп был не больше, чем демонстрацией силы и ненависти.
Когда странное создание приблизилось, Рэйвен с трудом удержалась от того, чтобы не прикрыть глаза рукой. На дракона было больно смотреть, как и на солнце. Яркий и изящный, стремительный, словно росчерк пера, одновременно похожий на жар птицу и ужасающего ящера, он несколько раз хлопнул перепончатыми крыльями, перед тем, как в последний раз широко их раскрыть, надвигаясь на них неминуемой смертью.
Казалось, по когтистым наростам бегут огненные реки, расплавленное золото и вспыхивают кровавые блики.
Рэйвен ожидала, что в последний момент монстр все-таки сложит крылья. Но – нет! Они вспыхнули ярким огнём, рассыпавшись роем искр, истаявших в воздухе.
На месте чудовища, как в сказке, осталась красавица. Откровенно говоря – редкостная красавица. Рэйвен никогда таких не видела. Высокая, стройная, тонкая, в облаке развевающихся золотистых волос.
Лишь в глазах догорало алое пламя.
Едва коснувшись маленькими ступнями мраморных плит, великолепное чудовище стремительно набросилась на Урлока. Пальцы её венчали острые, орлиные когти. Легко представить, как такие легко, играючи, могут вспороть металл, разворотив его, будто консервную банку.
