– Но ты ведь старший брат? И дракон должен был принадлежать тебе?
– Драконы – наследие моей матери. Она решила, что Злой Рок достанется тому, кому надлежит править миром. А ваш покорный слуга всего лишь ночной шептун.
– Ночной шептун?
– Так ведь зовут таких как я в ваших краях, принцесса?
– Я не знаю.
– Твоя потеря памяти разве не удобная уловка?
– Раз ты ночной шептун, поколдуй, и узнай ответ на свой вопрос, – подначивала я его.
– Возможно так и сделаю, когда других дел не останется и от скуки заняться больше будет нечем.
Странно, но драконы словно бы перестали обращать на нас внимание и вели себя как задремавший кошки.
Лишь Молния по-прежнему не сводила с меня алых глаз.
Мой жуткий ценный приз.
– Почему ваша мать отдала Злого Рока Эвилу? Он – её любимчик? – с лёгкой долей иронии поинтересовалась я.
– Да. Всегда им был. Он – младший. Он сын мужчины, которого она любила. Но Злой Рок достался ему не столько поэтому, сколько потому, что я могу постоять за себя и без драконов. И мне не интересно завоёвывать мир. У меня всё равно нет законных прав на корону, а узурпировать власть?.. Я слишком люблю свободу.
– Но у драконов есть не только пламя, но и крылья. Тем, кто любит свободу, они к лицу.
Атайрон на мою реплику улыбнулся. Улыбка вышла непонятная – тонкая, едва уловимая и скорее грустная, чем саркастичная.
– Вы пытаетесь мне льстить, принцесса Анжелика?
– Нет, – отрицательно мотнула я головой. – Всего лишь пытаюсь произвести впечатление тонкими метафорами.
– Вы куда больше впечатлите меня, если подойдёте к своей драконихе.
– Я и сама тогда буду весьма впечатлена. Но сыпать метафорами куда легче. Метафоры, в отличие от драконов, тебя не съедят.
– Это да. Но мы тут с определённой целью, не так ли? Давайте, Анжелика. Смелее.
Я в волнении облизнула пересохшие от страха губы и повторила вопрос:
– А если она на меня набросится?
– Значит, всё будет плохо.
– Вы сможете её остановить? Ну, если всё пойдёт плохо? – с надеждой взглянула я на Атайрона.
– Вам правду или ободряющий вариант?
Поколебавшись, я выбрала:
– Правду.
– Нет. Не смогу, – ласково прошелестел он, явно получая удовольствие от садистски прозвучавших слов. – Ничто не может сдержать дракона. Кроме смерти.
– Даже Чернокнижник?
– Драконы поглощают магию так же легко, как изрыгают огонь.
Очень ободряющие слова! Не правильный я выбор сделала.
– Ну так? Подойдёшь или нет? – продолжал подначивать он.
Драконы, огромные, как… в общем, большие, разбрелись по помещению, в котором им было достаточно место и выглядели довольно мирными. Для монструальных чудовищ, конечно. И можно было легко обмануть себя тем, что при таких габаритах они вряд ли достаточно подвижны…
Только я видела, как быстро они двигаются.
– Она либо откусит вам голову, либо нет, – сверкнули в злой усмешке ровные зубы проклятого Чернокнижника. – А вы либо будете пытаться, либо нет. Мы теряем время.
– Есть хоть что-то – ну, хоть какая-то зацепка, что может помочь?
– На самом деле – да, – улыбка словно стекла с его лица, и оно вновь сделалось холодным, отрешённым и капельку грустным.
Это выражение я неоднократно подмечала и у Эвила.
– Какая-то неуловимая мелочь? – как могла, старалась подтолкнуть его к ответу я.
В наводящих вопросах мы, педагоги, сильны. Нужно будет не бросать оправдывающие себя долгие годы методику.
– Я бы не назвал это мелочью. На самом деле это очень важно. Без этого ничего не получится.
И тут я вся обратилась в слух.
– Моя мать пыталась тебе это рассказать, правд, своеобразно и своими словами…
И откуда он знает, что говорила мне его мать? Видимо, одна из девушек в моём окружении шпионит. Или просто много болтает? Нужно будет вести себя осторожней. Хотя, с одной стороны, я не делаю ничего такого, что следует держать в тайне, с другой – у меня не настолько изворотливый мозг. Никогда не знаешь, какую информацию типы, вроде Чернокнижника, могут использовать против тебя.
А он, тем временем, продолжал развивать мысль:
– Она называет это любовью, кто-то – взаимопониманием. На самом деле самое важное – это контакт.
– Контакты бывают разными. Физический, эмоциональный…
– Ментальный. Перед тем, как протянуть руку к дракону, загляни ему в глаза, пристально, как всматриваются в танцующее на фитильке пламя. И если в этом пламени ты сумеешь разглядеть хоть что-то, если гул в твоей крови обретёт образы – возможно, вы и поладите.
– Образы?.. Что значит – образы? – уточнила я, волнуясь, боясь, что пойму что-то неправильно.
– Вся жизнь вокруг это язык символов, что мы читаем. Ты можешь не знать чужого языка, но человек думая про траву, будет мысленно думать её. Мы видим духовный мир мыслеформами. Ты можешь не знать, как иностранец обозначает звёзды, небо или солнце, но, будь уверена, загляни ты в его мысли, ты увидишь их почти такими, как думаешь о них сама. Загляни в глаза дракону, Анжелика, и мы поймём имеет ли смысл идти дальше.
Вот оно значит, что? Ментальный контакт?
Отчего-то в памяти всплыл кадр из второго сезона «Игры престолов», где маленькие украденные дракончики что-то щебечут, глядя в глаза своей матери, словно обмениваются мыслями, а потом она шепчет им «Дракарис».
Следом за воспоминанием промелькнула мысль, что, судя по всему, остальным претенденткам на вакантное место всадниц эту информацию не давали. Ну, может быть, за исключением Эденсун?
– Они знали?
Атайрон, не спускавший с меня внимательного взгляда, без слов понял мой вопрос и так же безмолвно ответил, покачав головой.
– Почему?!
– Странный ты задаёшь вопросы. Ты не помнишь, как именно погибли Санисторы? Ах, да! – с иронией протянул он. – Ты ведь очень кстати утратила память. Как удобно!
– Если думаешь, что я лгу…
– Ты не лжёшь. Я знаю. И впредь, если хочешь получать ответы на свои вопросы ко мне, не перебивай. Или мы поставим на этом точку.
Атайрон не повысил голос, и темп речи его остался прежним. Он не гневался. Просто предупреждал. Но было понятно сразу, что предупреждениям его лучше внять.
– С деда Эвила живьём сняли кожу. А перед этим его заковали в зачарованные цепи, блокирующие магию и заставили смотреть, как одного за другим насилуют его жену и детей, расчленяют, жгут и калечат. Спастись удалось только Анахтарону, и то, только потому, что его кормилица успела сбежать, выдав его за собственного ребёнка. К счастью для уцелевшего, её родной ребёнок погиб, и его выдали за принца, в то время, как самому принцу удалось уцелеть. Ему были три с половиной года. И он вместе с другими челядинцами стоял и смотрел на происходящее. Те из придворных или слуг, кто хотя бы выражением лица выдавал сочувствие павшим, разделяли судьбу своих господ. Ты, наверное, думаешь, зачем я говорю это в ответ на твой вопрос? Принцессы принадлежали к тем домам, кто стоял за убийством царской династии.
