– В таком случае она просчиталась. То тёмное нечто, что заставляло рассыпаться подползающую ко мне нечисть, никак не напоминало солнечную пыльцу.
Эвил улыбнулся:
– Ты не представляешь, как я счастлив, Анжелика.
– Счастлив?
– Да! Безумно. Я так тебя люблю, и ты моя жена. И все эти испытания – они остались позади.
– Если бы я их не прошла, ты следующее говорил бы тоже самое?
– Заслуженный упрёк. Да, ты не первая, любовь моя, но ты – ты единственная. Анжелика, не уверен, что должен это говорить, но хочу сказать! Хочу, чтобы ты знала. И, пожалуйста, поверь мне – ради тебя я впервые всерьёз задумывался о том, чтобы всё перечеркнуть. Всё то, к чему мы так трудно и упорно шли. Хотя – мы ли шли? Или всего лишь только моя мать?
Ты заставила меня впервые подумать о том, что весь проделанный мной путь я преодолел не ради своих, а ради чужих целей. До тебя я никогда не задумывался о том, чего хочу лично я. Не потому, что полвека назад злые враги вырезали всех Санисторов и их кровь взывает к отмщению; не потому, что мой отец жил и умер с мыслью о троне и невыполненным долге перед династией. Не потому, что мать всегда считала меня достойным власти – чего хочу я сам? Хочу ли я огромного могущества и власти? Достоин ли я их?
Эти два месяца, что прошли со дня нашей свадьбы – ничего в жизни не было лучше них. И ужасней – тоже. Как часто я думал о том, что драконы могут отнять тебя у меня. Ночь за ночью я видел один и тот же сон. Мы на площади, окружены людьми. Начинается Ритуал и всё идёт по старому сценарию. Молния убивает тебя так же, как других. И я стою над залитой твоей кровью, вымощенной серым камнем мостовой и ненавижу всё это, а больше всех себя. Уже ничего не изменить и не вернуть. И тебя нет!
Эвил судорожно сжал меня в объятиях, зарываясь лицом в мои волосы. Мне было больно и тесно, но я терпела, понимая, что он не осознанно доставляет мне неудобство и причиняет боль, что он нуждается в этом контакте, в нашей близости.
– Я просыпался в холодном поту и с облегчением, которому не найти слов. Это был только сон. Ты была жива, рядом, тихо и спокойно дышала во сне. Но с каждым подобным пробуждением мой страх становился всё невыносимей. Ведь кошмар мой мог стать реальностью с большой долей вероятности. Мог настать тот день и час, когда от него не суждено будет очнуться. Были моменты, когда мне хотелось всё бросить, забрать тебя в охапку, но… но куда мы могли с тобой убежать? Ни крестьянами, ни купцами мы быть бы не смогли, а среди знати мы оба слишком хорошо известны. Увы! Я слишком далеко зашёл в моей борьбе. С этой дороги свернуть можно только в могилу. При любой ошибке, стоит дать слабину, и мои враги постараются меня уничтожить. И тебя вместе со мной.
Отказаться от драконов? Такая мысль тоже приходила мне в голову раз за разом. Но, оставшись без контроля, набирая силу, теряя ограничения, неизменно накладываемые человеческим разумом на силу Зверя, Молния могла превратиться в совершенное оружие. К тому же она единственная надежда на воспроизведение драконов – последняя драконица в мире.
И всё же… я готов был ради тебя отказаться от драконов. Атайрон, узнав о моих намерениях, пришёл в ярость. Он убеждал меня, что мать этого не потерпит и, реши я притворить моё решение в жизнь, в любом случае избавится от тебя.
Только один шанс оставался у нас быть вместе, рядом. Спасибо, любимая, что ты достойна прошла этот путь! Спасибо, что справилась.
Всегда приятно слышать ласковые слова любви, слова страсти. Доброе слово, как известно, приятно и кошке. Что говорить от человека? Оставались ли во мне сомнения? Конечно, я вообще к ним склонна. Но сомнения не мешали мне верить Эвилу.
Я с радостью подставила свои губы под его поцелуй, который был пронзительным, долгим и нежным. Вскоре нежность сменилась страстью, т которой я и не думала отказываться? Почему? Зачем? Мы были на это острове совершенно одни, если не считать наших драконов, кружащих в небе чуть вдали.
Солнце село. Над нами взошло ночное светило, его острый диск взрезал остатки облаков в мелкие грязноватые комки ваты, плывущие по небу.
Руки Эвила была горячими, такими горячими по контрасту с прохладным ветром, овевающим мою кожу, отбрасывающим мои волосы мне за спину.
Я застонала, сладострастно откидывая голову, когда его пальцы сжали мои соски сквозь тонкий материал платья, забравшись под тяжёлый плащ. Умело и тонко он разжигал во мне пламя, то нежно щекоча их, то пощипливая до сладко-саднящей боли. Его губы, его язык вторгались в мой рот то деликатно, будто готовые отступить при первом же намёке, то почти грубо, сминая, смятая, кусая, посасывая, вылизывая.
Он взял меня стоя – на груде камней лежать не удобно.
Его проникновения было желанным. Я вжималась в его тело, вбирая в себя каждый вдох, каждый новый удар, каждое касание. Я поглощала его страсть, разделяла её, впитывала и возвращала – наступление за наступлением, удар за ударом, проникновение за проникновением.
Он был горячим, жарким, берущим. Жадно впитывающим мои стоны, вбирающим моё тепло, упивающимся моей ответной страстью.
Он был повсюду – его целующие меня губы, его обнимающие меня, поддерживающие руки; его скользящий в глубины моего тела твёрдый, горячий, словно бархатный, мужской стержень; его тепло и любовь, его едва уловимый, чуть горьковатый запах сухих, вызывающих в памяти образ разогретых солнцем, луговых трав и цветов – всё окутывало меня, поглощало, распинало и рождало заново.
Я цеплялась за Эвила как лиана, которой не подняться вверх без поддерживающей её колонны.
Казалось, я могу обнимать бесконечно эти широкие плечи, чувствовать на своих губах сладкие касание его губ; принимать эти дивные толчки, наполняющие моё лоно наслаждением.
Когда я позже вспоминала нашу первую брачную ночь, то в памяти было больше окружающих деталей, чем нас самих. Наша страсть в ту ночь была искусственной, деланной, направленной больше на самих себя, чем друг на друга, но в итоге давшей куда меньше.
Там, после Змеиного Острова, после жутких монстров, после всего, что удалось пережить, мы воссоединились подлинно. Наши тела перестали быть игрушками для наслаждения, они стали проводниками наших душ, оболочкой наших чувств. Каждое прикосновение, каждый поцелуй служили одной цели – выразить любовь, наполняющие наши сердца и принять то искреннее горячее чувство.
Только пережив ту ночь на бесплотных скалах, я постигла суть разницы между тем, чтобы заняться сексом с сексуальным партнёром и испытать, пройти через близость с любимым человеком. Тот, кто пережил последнее уже вряд ли согласится на сурогат и заместитель.
Любовь нельзя «заниматься». Любовь не бизнес, не хобби, не развлечение. Любовью нельзя заниматься, как нельзя заняться жизнью или смертью. Ты либо живёшь, либо нет; любо мёртв – либо нет. Ты либо любишь, либо – нет. Любовь может быть величайшей наградой или карой, когда она есть, но не вызвать её искусственно, не убить до естественной её смерти – нельзя.
