Стоило натянуть стёганку на тело, холод сразу же отступил. Справиться с доспешной курткой и всеми её тесёмками без слуги оказалось не так-то просто, но в итоге нашитые пластины кольчуги легли на боевой камзол как влитые. Вместе с одеждой и оружием к рыцарю вернулся боевой дух. Подняв длинную палку, чтобы пробовать дорогу перед собой, он решительно двинулся вперёд, в надежде отыскать торную тропу и вернуться к своим.
Вскоре земля под ногами почти высохла, да только путь не сделался легче. Чаща выглядела непролазной, вековые деревья закрывали небо, мешая ориентироваться. То и дело то какая-нибудь мокрая ветка норовила хлестнуть по лицу, то широкие корневища, выползая прямо под ноги, мешали идти, оплетясь вокруг щиколотки. С неба начал моросить дождь, словно в довесок к остальным удовольствиям.
В какой-то момент Фабиан приметил за буреломом заброшенную, едва приметную тропинку. Когда-то, наверное, она была довольно широкая, теперь же, усыпанная прелыми листьями, почти затянулась разросшимися кустами.
«Раз есть тропа, пусть и заброшенная, должна же она куда-то вести?», – предположил Фабиан и уверенно двинулся вперёд, крепко сжимая в руке меч.
Вскоре тропинка вывела его к заброшенному селению.
С неприятным, сосущим чувством под ложечкой, оглядывал молодой человек остовы изб, сруб колодца, покосившийся от времени, треснувший ствол подъёмника-журавля, рядом с почерневшей и рассохшейся ногой которого валялось развалившееся деревянное ведро-кадушка.
Чем-то зловещим, угрожающим, веяло отовсюду.
С трудом удалось подавить желание убраться из покинутого селища как можно дальше и быстрее – можно даже бегом. Останавливало то, что через несколько часов солнце начнёт клониться к закату, а с наступлением ночи в лесу, как ни крути, опасностей будет больше. Тут хоть стены есть, пусть некоторые из них время и превратило в труху.
Сердце велело бежать, разум настаивал на том, чтобы остаться, переночевать, набраться сил и с утра, с новыми силами, двигаться дальше.
Фабиан решил внять голосу разума. Хватит с него на сегодня решений, принятых сердцем.
Будь он чуть старше, задумался бы о том, что за сила заставила людей покинуть насиженное место? Какая угроза принудила сорваться и уйти прочь от родного дома? Будь он чуть опытнее и старше, вряд ли стал бы искать убежища в таком месте, даже несмотря на чудовищную усталость, всё сильнее наваливающуюся с каждым шагом. Но Фабиан был молод, горяч, самоуверен и расстроен. Он не стал задумываться над очевидным.
Он начал с того, что в надежде найти более или менее уцелевший дом, не спеша обошёл деревню, оглядывая постройки. Взгляд его скользил по колёсам, обросшим побегами травы, по торчащим вверх лошадиным оглоблям. Вокруг царила такая мёртвая тишина, что шуршащий вокруг дождь казался громогласным.
С другого края селения внимание привлекла высокая насыпь. Опасливо приблизившись, Фабиан с холодком в сердце признался себе, что более всего эта насыпь напоминает курган. Но такие насыпи воздвигали лишь над большими могилами, где хоронили множество людей?
Что покосило народ? Хворь? Или нечисть повадилась в дома ходить? Или просто – война? Если война, конечно же – это просто?
Фабиан вошёл в первый же попавшийся дом, над которым худо-бедно держалась кровля. Стоило перешагнуть порог, как его внимание привлекла очередная странность – стена у входа была словно когтями исцарапана. Ну, или кто топором рубил, оставляя глубокие выемки в брёвнах.
Фабиан для сравнения приложил ладонь. Выходило, что если зверь лютовал, то клыки и когти у него длиннее его пальцев. Что это за тварь могла быть такая, даже в голову не приходило.
Когда-то изба, видимо, была богатой. Посредине вон – два больших очага, у очагов – резные широкие половицы, стены прикрыты звериными шкурами. Просторно. Поперечные балки подпирались резными столбиками.
Кое-как прикрыв дверной прогал широкой мебелью, так, чтобы невозможно было пройти, не создав грохота, Фабиан прилёг на одну из уцелевших скамеек, укрывшись сорванной со стены, пусть пыльной, но всё же способной удерживать тепло, шкурой. Ему казалось, что после случившегося он глаз не сомкнёт. Тревожно на душе, болело сердце за Разию, вокруг неспокойно, но молодой организм взял своё – едва голова коснулась лавки, он провалился в сон.
А когда проснулся, увидел, что в открытое окно голубоватой дымкой вливается лунный свет. Сердце заходилось от страха, едва не колотясь о рёбра. Казалось, разом волки воют и лисицы тявкают.
А дождь по-прежнему дремотно моросил по стенам.
Крадучись подойдя к двери, он выглянул в щёлочку, да тут же отскочил. Мерещилось всякое! Тени какие-то во влажной мгле роились. Из мороси выступали силуэты людей: мужики, бабы с детьми на руках, подростки. Одетые не по времени, в лёгкие одежды, многие босые.
Прислонившись спиной к стене, сжимая в руке меч, Фабиан принялся молиться про себя, призывая светлые силы не оставлять его в такой час.
Из всех звуков слышался лишь шёпот дождя.
В какой-то момент Фабиан уверовал, что опасность миновала, что всему виной лишь его богатое воображение, но, как только он выглянул вновь, сразу пожалел об этом.
От неожиданности Фабиан даже рот раскрыл – в трёх шагах от него стоял огромный, словно тур, волк. Абсолютно белый. В дымчатой глубине глаз светились алые зрачки.
Зверь принюхался, повернул лобастую голову, зыркнул глазами. Его хвост дёрнулся. Волк переступил с ноги на ногу перед тем, как Фабиан понял – зверь смотрит прямо на него. А потом, опустив голову и обнажив в безмолвной угрозе острые зубы, волк начал наступление.
Ругнувшись, Фабиан успел отскочить, в аккурат за мгновение до того, как прыжком огромный волк в один миг раскидал полчаса сооружаемую человеком баррикаду.
Схватив подвернувшуюся под руку рогатину, Фабиан с силой метнул её в хищника, которого про себя нарёк оборотнем.
Широкое лезвие глубоко вошло в грудь. Торчавшее древко нелепо качнулось.
Белый волк крутанулся, мотнул головой, щеря острые зубы, но при этом не издал ни звука. Он так взглянул на Фабиана, что у того всё внутри похолодело.
А в следующую секунду вновь прыгнул с поразительной быстротой.
Тренированное и молодое тело спасло воина. Фабиан увернулся, но недостаточно скоро – волк зацепил его за бок острыми клыками. Зацепил вскользь, но этого оказалось достаточно, чтобы Фабиан покатился по земле, отплёвывая наливающую на лицо вековую пыль, скопившуюся на полу избы.
Каким-то чудом он, уклонившись и подтянув меч, резанул в ответ по белому волчьему боку. Но, словно не чувствуя ран, огромная махина продолжала нападать.
Вновь подняв меч, Фабиан воткнул его в мощную грудь. Надавил на меч, как на копьё, изо всех своих сил. Чувствуя, как сопротивляется, как туго поддаётся звериная плоть.
Волк не только устоял против очередного удара – он и не думал отступать.
