Горький смех оборвался. Ардор положил руку на затылок Марихат, перебирая её тёплые, шёлковые пряди:
– Когда я сказал, что боюсь потерять тебя, я не врал. Страх потери заставляет меня укорачивать поводок и держать его крепче. Я готов сделать ради тебя что угодно, но я не могу тебя отпустить. Не надо ненавидеть меня за мою слабость, наказание моё, – с нежностью проговорил Ардор.
Прикрыв глаза, Марихат позволила пальцам инкуба скользить по своему лицу. Он перехватил её взгляд, словно испрашивая разрешение. Марихат запрокинула голову, закрыв глаза. Она вздрогнула, когда в шею впились клыки. Мгновенная боль тут же сменилась блаженством.
Она так устала бороться. С ним, с собой. И всё с тем же одиночеством. Правда, в отличие от Ардора, она сама его выбрала. Может быть, в этом всё дело – в выборе? Ардору его не оставляли? Его проклятие сводило с ума людей и нелюдей. Может быть и на неё это начало действовать? И она потихоньку сходит с ума? Она не верит его словам, но ей уже так хочется верить! Хочется остаться рядом с ним, позволить себе быть беспечной и беззаботной.
Верить нельзя. Никаким обещаниям. Никаким убедительным словам. Нужно сохранять независимость, нужно язвить и отталкивать, добросовестно пренебрегать. И не забывать, что рано или поздно, при первом же удобном случае, уйти всё равно придётся.
Укус стал её наркотиком, позволяющим всё забыть, забыть о гордости, о своих печалях, страхах и долге перед отцом и дочерью. И пока он целовал её глаза и губы, сжимая в объятиях, пока они оба растворялись в страсти, она примирялась с чем-то важным в кольце его рук. Пока он пил её кровь и владел её телом, казалось, они превращались в одного человека, и одиночество, и терзающая душу боль отступали.
Она неистово целовала его губы, словно пробуя на вкус собственную кровь. Ласкала пальцами длинные чёрные волосы.
– Когда-нибудь я возненавижу тебя, – шептала она неистово, пока он так же неистово вбивался в её тело, будто брал крепость.
– Твой способ признаваться в любви убедительней всех прочих, – язвительно рычал он в ответ.
– Я ненавижу зависимость. Я буду стремиться освободиться любой ценой.
– А если это не зависимость? Если это любовь?
Но нет. В это Марихат не верила. Она любила когда-то, любила по-настоящему, и… нет, то что она чувствовала к Ардору, не было любовью. Да, каждый раз их соитие, их близость была как откровение, дарило ощущение абсолютного, пьянящего наслаждения. Но наслаждение это не затрагивало душу и сердце. Каждый раз Марихат словно подчинялась чужому зову и чужой воле. И она действительно уже подсела на эти ощущения. И боялась саму себя.
Любовь – это нежность и бережливость, а алчное жестокое вожделение любовью называть глупо.
И ещё – чтобы не говорил инкуб, Марихат ему не верила. Не могла поверить. Как бы не выглядело всё это со стороны, она-то знала, что, если позволит этой слабости взять над собой вверх, может оказаться в положении того, кто протягивает руки к небесам, с тоской глядя на недоступную звезду. Такова природа инкубов – они не могут быть верными, не могут быть нежными. Они – демоны похоти, а всё остальное лишь обёртка. А демонам свойственны такие черты характера, как жестокость и расчётливость, хладнокровие и высокомерие, кровожадность и мстительность.
Марихат читала зависть и осуждение в глазах человеческих девушек. Ещё бы! Ведь звезда сама слетала к ней на ладони. Но именно потому, что человеком она была лишь на половину, то и отлично понимала, что ни жалость, ни нежность, не понимание, ни доверие – ничто не способно изменить демоническую природу. Зверь остаётся зверем. Его и винить-то в этом нельзя.
Но нужно и можно сделать всё возможное для того, чтобы уберечь себя от горькой участи быть разрушенным этим существом.
Демоны всегда охотятся за душой. Даже когда сами порой не осознают этого. А может быть, и осознают. Кто ж узнает?
Было ли ей жаль Ардора? Наверное, немного всё-таки – да. Бедный хищник в человеческой стае. Как и любого упыря, его столько лет ломали и обтачивали, переделывали и дрессировали в угоду главе ковена, приручая есть с руки.
Что плохого в том, что он хочет восстать и поменять правила игры? Наверное, ничего. Плохо то, что он надеется сделать это с её помощью. И совсем-совсем плохо, что пытается скрыто манипулировать ею.
– Наказание моё, – прошептал он ей?
– Счастье, – возражает Марихат.
– И не поспоришь.
Вдруг пошёл дождь. Настоящий ливень. Чавкая по земле, звонко, как будто отвешивая сочную пощёчину листьям.
Вода! Раскинув руки, засмеялась Марихат. И теперь уже её смех звучал горьким рыданием, печальным пением сирены под аккомпанемент дождя.
По бледному точёному лицу Ардора тенью скользнуло недовольство. И чем это, скажите на милость, мы изволим быть недовольным, Ваше Темнейшество?
Смех замирает сам собой, а взгляд, против воли, цепляется за чёрный шёлк волос, за сияние белой кожи. Ох уж это его утончённое до издёвки изящество. Не человек. Люди такими не бывают.
Почему её это отталкивает? Ведь и она тоже человек лишь наполовину? Почему всё в ней готова взорваться, а она, если бы могла, сорвалась с места и никогда бы даже близко к проклятому замку и его не менее проклятому хозяину не подошла?
– Ты слышишь это? – тихо спросил он.
– Слышу – что? – отозвалась Марихат.
Дождь прекратился так же резко, как начался. Деревья словно бы расступились, и они оба замерил при виде старика.
Стало очень тихо. Даже птицы замолчали. И несмотря на ошейник, Мариха ощутила сильное присутствие тёмной магии. Марихат не сразу смогла осознать, что со стариком не так, и только потом сообразила – глаза у него без белков и радужки, сплошь чёрные.
Окружающий мир словно поплыл перед глазами. Вокруг, как воронки, расцвели вихри чужих магических сил, а воздух стал словно ватным, непригодным для дыхания. А в следующий момент Марихат обнаружила, что её отбросило в сторону.
Ардор оказался окружённым четырьмя фигурами. Он не двигался, стоял прямо, чуть наклонив голову в сторону. Его противники медленно и абсолютно синхронно подняли руки.
Казалось бы, она только что мечтала освободиться, и вот теперь, будто кто-то подслушал её молитвы. Но она освободиться хотела не так. Гибели инкубу Марихат не желала. Если бы могла, помогла, но он сам отказался снять проклятый ошейник, а в нём она бессильна, как инвалид.
Всплеск магической силы волной давил на плечи да так, что дышать становилось трудно. Волна голубовато-синего свечения протянулась между нападающими, образуя ровный круг.
Марихат знала, что это за круг и замерла в ужасе, расширившимися глазами наблюдая за тем, как круг сужается. Ардор стоял по-прежнему не шевелясь, и лишь когда пространство вокруг сузилось на расстояние протянутой руки, прыгнул. Ему удалось вырваться из магической ловушки, что сопровождалось диким воем, едва не разорвавшим барабанные перепонки – так дезактивировалось заклинание, не достигнув цели.
