Глава 18
Прибывая в печальной растерянности, кутаясь в тяжёлый меховой плащ, будто он мог спасти не только от холода, но и тягостных раздумий, Марихат медленно шла вдоль дворцовой стены, поглощённая грустными думами и печальными мыслями. На сердце давила тоска и донимали предчувствия дурного толка. Что-то подсказывало ей, что Ардор прав и Ворикайн займётся тем, что лучше всего у него получалось и при жизни – интригами и торговлей причём в последней он будет пытаться толкнуть всё, что можно. А она не просто не исключение – она самый ценный товар.
Лунный свет озарял выбеленную первым инеем землю и Марихат потихоньку околдовывало очарование зимней ночи. Вокруг все уже спали, шум и суета дня стихли, лишь откуда-то издалека сверху доносились тихие голоса стражников, стерегущих покой обитателей замка.
Марихат подняла голову, взглянув на небо. Оно было чёрным, а луна – особенно яркой и всё, на что она роняла лучи, словно преображалось кистью художника, начинало светиться волшебным, колдовским светом, который люди, конечно, вряд ли замечали.
От печальных дум отвлекли шорохи и вздохи. Прячась в тени ствола ещё так до конца и стряхнувшего листву дерева какая-то парочка нашла себе счастливое уединение.
«Ну и прекрасно», – решила Марихат, не собираясь им мешать, но, когда разворачивалась, собираясь уходить, все её чувства осязания зацепились за какие-то детали, находя в них сходство, но вот с кем – так просто, на вскидку, она определить не смогла и, сделав знак стражнику оставаться на месте, не следовать за ней, она, крадучись, двинулась вперёд.
В высоком юноше она узнала Фабиана, а в прижавшейся к нему хрупкой фигурке, к собственному ужасу и злости, свою родную дочь. Нереин Тейэртос.
Вот так верный рыцарь опальной королевы! Мужчины – что с них спросить?! Но ведь должны же быть у них мозги? Ну, хоть немного? Он что, не понимает, чем могут обернуться для него подобные шашни?!
Он почти подняв девушку над землёй, склонив голову, чтобы поцеловать её. Восторженность, с какой их тела слились друг с другом, сказала Марихат о многом. Похоже, она стала свидетелем не обычного флирта, призом игры в котором становилась постель. Было похоже на то, что перед ней пара настоящих влюблённых и картина была бы просто умилительной, если одна из этих двоих не была её дочерью!
В этом неземном лунном свете её повзрослевшая дочка выглядела настоящей красавицей.
– Нереин! – совсем по-змеиному зашипела на них Марихат, заставляя в испуге отпрянуть друг от друга и чувствуя, что вот-вот подавится собственным страхом и ядом.
Будь на её месте сейчас Ворикайн, за свою вольность этот честный, но слишком любвеобильный дурачок голову лишился бы, не исключено, что прямо на месте.
Оба застыли. Затем девушка, решительно тряхнув головой, двинулась в сторону Марихат:
– Матушка?..
Вот ведь хитрая обезьянка! Думает, если обратиться к ней с этим сладким словом, всё с рук сойдёт?! Конечно, сойдёт, но пусть малышка немного понервничает. Ей это только на пользу пойдёт.
Взглянув на девушку строгим взглядом, от которых и бывалые воины, случалось, со слов сбивались, Марихат проговорила тихо, спокойно, но не терпящим возражения тоном:
– Уходи отсюда и жди в покоях.
Даже сквозь мрак Марихат чувствовала умоляющий взгляд дочери:
– Мама…
О, Светлый Властитель! Девчонка, кажется, напугала не на шутку. Да, у людей с этим строго. Если у нагов большинство осуждали лишь связи без любви, то у людей на первом месте стояли приличия и сословные различия.
– Я сказала – жди меня у себя в комнате. С тобой я поговорю позже.
Нереин всё ещё стояла перед ней, переминаясь с ноги на ногу. Марихат стало жалко дочку. Первая любовь – прекрасная ночь. Вот кровь в голову и ударила. Но имея такого отца, как Ворикайн, нельзя позволять себе оступаться.
– Иди же, – с показной строгостью в голосе велела она.
Девушка, бросив украдкой взгляд на своего возлюбленного (который ни для кого тут тайной ни остался), подчинилась. Видимо, Лорд Молний хорошо её вышколил, потому что Нереин вряд ли была бы такой послушной, вырасти она с матерью.
Дождавшись, пока дочь отойдёт на достаточное расстояние, Марихат в ярости двинулась на Фабиана, на которого сердилась уже всерьёз.
Фабиан стоял, склонив голову, словно провинившийся школьник. Или слуга, у которого есть все основания быть уверенным в недовольстве своей госпожи.
Она воинственно наступала на него, испытывая сильное искушение вонзить змеиные клыки в лицо.
– Ты что себе позволяешь? – зашипела она тихо и яростно. – Тебе прекрасно известно, что, по вашим человеческим законом, тебе не положено даже взгляда на мою дочь поднимать! Как ты смеешь тайно встречаться с ней? Что это за дерзость?
Фабиан по-прежнему не поднимал глаз от земли:
– Простите.
Однако, судя по голосу, должного раскаяния от не испытывал.
– Я понимаю, как это выглядит со стороны, но, клянусь, у меня нет дурных помыслов.
– Нет дурных помыслов, говоришь? А зачем тогда девчонке голову морочить? Да ты вообще думаешь, как всё это выглядит со стороны?! Твердишь мне, не переставая о своей преданности королеве, сам при первой возможности прыгаешь в мою постель, и, больше чем уверена, прояви желание я повторить, ты бы сильно не сопротивлялся. А теперь к моей дочери подбираешься?! Да я тебе, животное, шею сверну и не вспотею!
– Госпожа, я не… я вовсе не играю! Ваша дочь так прелестна, и я действительно в неё влюбился, но вам не за что упрекнуть вас! Клянусь!
– Фабиан! Твоя жизнь сейчас зависит от одного моего слова, взгляда или движения.
– Как пожелаете, госпожа. Я ко всему готов.
– О! Какая смиренная покорность! Только взгляните на него! Ты каждый раз готов ко всему! Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто можно влюбиться за половину дня? Мы же только утром сюда прибыли?
Фабиан вскинул на мгновение взгляд и в его глазах прочиталось недоумение:
– Госпожа, о чём вы говорите? Вы сами доверили мне вашу дочь и нам приходилось взаимодействовать. А она… она… она необыкновенная. Я полюбил её.
– Больше, чем свою королеву? – с сарказмом протянула Марихат.
– Королева – это королева. Она как символ, как идеал…
– А моя дочь как кто? Как девка подзаборная, что ли?
– Зачем вы так? – возмущённо возвысил голос молодой человек, но тут же, опомнившись, опустил глаза в пол. – Я и пальцем к ней не притронулся.
– Я и заметила. Ни пальцем.
– Мои чувства к вашей дочери искренние. И по происхождению я не уступаю… осмелюсь сказать, что в чём-то даже превосхожу…
– Ты сейчас оскорбить меня пытаешься? Или ей предложение сделать?
