– Кстати, вы определились с выбором материала и техники портрета? – поинтересовалась она. – Что вам больше понравилось?
– Наверно, это, – я ткнула пальцем на набросок Мещерякова. – Настя, а вы с ним общаетесь? Извините за нескромный вопрос, но ваши слова произвели на меня сильное впечатление…
– Нет, – покачала головой девушка. – Я иногда захожу в гости к его маме, Анне Петровне. Ей очень одиноко одной, хотя она молодец, держится бодро. Ходьбой вот увлеклась, здоровый образ жизни ведет. Но я вижу, что она скучает по сыну и по мужу… Олег Владимирович умер, очень хороший человек был. Мне его очень жаль. И ее. Анна Петровна и внучку любит, но говорит, что редко с ней видится.
– А почему?
– Сложно сказать… Я стараюсь общаться с Анной Петровной на отвлеченные темы, чтобы как-то ее подбодрить. Не говорить о проблемах. Например, мы с ней кулинарные рецепты обсуждаем, книгами обмениваемся. Я, как и она, люблю читать, только времени сейчас на это нет. Встречаемся-то в лучшем случае раз в неделю, я Анне Петровне интересные книжки приношу. Она классику любит, но и сейчас пишут неплохие романы. Не поверите, но я даже не помню, как зовут ее внучку – все время с женой Павла путаю. Помню, что одна Оля, а другая Юля, естественно, вспоминаю во время разговора с Анной Петровной. А потом снова забываю…
– Вот как… – протянула я. – И внучку этой Анны Петровны ни разу не видели?
– Нет. Я не хочу встречаться с Павлом, с его семьей. Я им желаю добра и счастья, но общаться с ними выше моих сил. Думаю, это понятно.
Я чувствовала, что Настя хочет завершить наш разговор – она еще раз спросила меня про размер портрета и сроки его выполнения. Я пообещала принести ей фотографию себя и моей вымышленной дочки – скоро я, похоже, сама поверю в существование своей трехлетней малышки, слишком часто я про нее рассказываю… Настя назвала мне цену портрета, а потом вежливо объяснила, что завтра ей рано идти на работу, а сегодня уйма разных дел. Другими словами, «уважаемая Татьяна Иванова, было с вами приятно пообщаться, но не желаете ли вы откланяться?». Я не стала навязывать Насте свое общество, пожелала ей приятного вечера, и мы распрощались.
Когда я покинула квартиру бывшей девушки Мещерякова, было около восьми часов вечера. Я прикинула, что детские сады работают до семи часов, а потом дошкольные учреждения закрываются. Насколько мне известно, днем безопасность детишек обеспечивает охранник от специализированного учреждения, с которым у детского сада заключен договор. Но так как в садике, который посещает Юля, не предусмотрено круглосуточное пребывание детей, то, скорее всего, сейчас здесь дежурит сторож-пенсионер. Сомневаюсь, что у меня возникнут с ним проблемы. Возможно, наличие ночного сторожа и вовсе не предусмотрено и руководство полагается на камеры да кодовую дверь. Как бы то ни было, я решила повторно посетить детский сад номер сто семь.
По пути на улицу Гоголя я остановилась возле кафетерия, где купила себе кофе. Неизвестно, как долго продлится мой рабочий день, что-то подсказывало мне, что домой я попаду не скоро. Таков мой метод работы – делать все возможное как можно скорее, дабы поймать преступника в рекордно короткие сроки.
Я быстро выпила крепкий эспрессо и продолжила свой путь. Доехала до садика быстро, сегодня мне просто несказанно везло на чистые, свободные от машин дороги. Припарковала машину на некотором отдалении от здания дошкольного учреждения – чтобы разведать обстановку. В моей машине всегда имелся черный пакет с маскировочным костюмом – париком и спортивной курткой, которые меняли мой образ до неузнаваемости. Очень скоро из высокой длинноволосой блондинки я превратилась в невзрачную брюнетку с короткой стрижкой. Спортивная куртка удивительным образом трансформировала мою фигуру, сделав меня как будто ниже ростом и плотнее, чем есть на самом деле. Я быстро посмотрелась в зеркало, для полноты образа надела большие очки в черной оправе, а на голову натянула черную шапочку. Проверила, со мной ли мои незаменимые отмычки, на всякий случай повесила на пояс кобуру с пистолетом Макарова, которую куртка скрыла полностью. И только после этого вышла из машины.
На улице было темно, в некотором отдалении тускло горел лишь старый невзрачный фонарь. Возникало ощущение, что я нахожусь не в центре города, а где-то на окраинах Тарасова, окрестности казались нежилыми и заброшенными. И правда, интересно – дежурит ли в детском саду сторож? Хотя что там охранять ночью, детей же забрали родители, а из ценного имущества в детском саду только компьютер заведующей. При условии, что упомянутая особа не занимается контрабандой и не хранит в садике украденные золото и бриллианты…
Я все же соблюдала осторожность, подобралась к садику незаметно, обращая внимание на любой шорох. Хотя эти меры оказались излишними – прохожих в это время на улице не было, я даже не увидела припаркованных машин. Подойдя к калитке детского сада, я достала свой набор отмычек и быстро открыла дверь. Та распахнулась бесшумно, не издав ни скрипа, ни шороха. Конечно, пользуясь отмычками, я в некотором роде нарушаю действующее законодательство (и это еще мягко сказано!), но в таких случаях я усыпляю свою совесть соображением, что действую во благо добропорядочных граждан. А уж в данном случае речь и вовсе идет о спасении ребенка. Сигнализация тоже молчала, хотя не уверена, что детский сад был ею оборудован. На всякий случай я подобралась к окнам здания, обошла весь детский сад, но убедилась, что в помещении было темно. Либо сторожа нет вовсе, либо он мирно спит и видит красочные сновидения…
Открыв входную дверь отмычкой, я зашла в темный вестибюль. В детском садике было безлюдно и как-то жутковато, но я порадовалась тишине. Значит, никто мне не помешает – я смогу спокойно пробраться в кабинет заведующей, а заодно изучить расположение помещений. Все-таки странно, что Мещеряков выбрал именно этот детский сад для дочери, при его финансовых возможностях можно было определить Юлю в элитное дошкольное заведение, в котором хотя бы есть нормальная охрана. Какой-то он беспечный, этот Павел Олегович. А может, он всерьез полагал, что с его дочкой не может случиться ничего плохого? В любом случае мне очень захотелось пообщаться с Мещеряковым и выяснить причину столь халатного отношения к выбору садика, в котором будет находиться его дочь.
Первым делом я обошла все помещения детского садика, чтобы понять, что собой представляет это дошкольное учреждение. Если в первое мое посещение все здесь казалось кукольным, то сейчас у меня возникла другая ассоциация. Детский сад больше всего походил на темную театральную сцену, где присутствуют декорации, но куда-то подевались актеры. Этакая странная комбинация комнат, включающая в себя кухню, детскую игровую комнату и спальню. Ну и само собой, кабинет заведующей да комнату, которая в школе бы называлась «учительская». А здесь, видимо, «воспитательская».
Спрятаться Юле здесь и правда было бы сложно. В шкафчике девочка, даже самая маленькая, не поместится – там было место разве что для сменной обуви ребенка, в спальне можно залезть лишь под кровать, но найти Юлю в таком случае можно было сразу же. Остается только одно: ребенок каким-то образом покинул здание детского сада. И не один, а в сопровождении взрослого человека, который сразу посадил Юлю в машину и увез подальше от улицы Гоголя, иначе кто-нибудь из живших поблизости людей непременно заметил бы маленькую девочку.
