В Эрмитаже хранится ее мундирный комплект по форме лейб-гвардии Конного полка. Верхнее платье относится к 1786 году, нижнее сшито, вероятно, чуть раньше. И цветом, и отделкой оно повторяет форму конногвардейцев. Офицерам полагались красные камзолы и синие или васильковые кафтаны, обшитые галуном. Эта форма почти не менялась со времен покойной «дщери Петра» до середины 1780-х годов.
Около 1770 года императрица стала часто появляться в своем новом политическом изобретении — русском платье. Его важнейший элемент — верхний распашной «молдаван» с откидными рукавами и частично открытой проймой. В нем Екатерина Алексеевна выглядела солиднее, монументальнее, величественнее, а главное, надевая военизированный «молдаван», становилась олицетворением всей нации, выразителем идеи патриотизма и панславизма, вокруг которой, как ей думалось, можно объединить народы. Мундирное платье с русскими элементами — настоящее политическое послание. И считывать его следовало так: единение славян под эгидой России возможно, но лишь военными усилиями, активность которых зависит от Екатерины Великой, главы государства, народа и армии.
За делами государственными императрица никогда не забывала посмотреться в зеркало и оценить портновские достоинства костюма. А его политические достоинства оценивали окружающие, причем не только сподвижники. И часто, когда Екатерина не могла или не хотела произносить резкие слова в адрес противников России, за нее это делал костюм.
Так было и 19 июня 1783 года во время прохладной встречи императрицы с королем Густавом III. Шведский монарх мечтал отвоевать у России Финляндию, подумывал о начале открытых военных действий. Екатерина II, прекрасно знавшая о желаниях своего венценосного соседа, этому, конечно, противилась: давила на дипломатов, задействовала связи с дворами Европы, тайно финансировала прорусскую партию в Швеции. Словом, пыталась уйти от войны или, по крайней мере, отложить ее начало.
Густав III превратил знаменательную встречу в демонстрацию военных возможностей своего государства. За несколько месяцев до свидания он отправил шесть полков в Тавастгус, прямиком к русской границе, где войска разбили лагерь. На эту дерзкую демонстрацию императрица приготовила гениальный костюмный ответ. 19 июня специально на встречу с воинственным королем Екатерина надела свое любимое платье по форме лейб-гвардии Преображенского полка — в нем она и изображена на памятной миниатюре Корнелиуса Хёйера.
Король Густав III и императрица Екатерина II во Фридрихсгаме в 1783 г.
Художник Корнелиус Хёйер. Миниатюра. 1784 г. Национальный музей (Стокгольм)
Это был отличный ход — по-женски осторожный, без агрессии и одновременно жесткий. Императрица будто бы говорила королю: «Против ваших шести полков я выставлю всю русскую гвардию, преданную мне, как и я ей». Густав III, прекрасно владевший эзоповым языком эпохи Просвещения, отлично понял намек.
Но в этом жесте Екатерины II крылась также издевка. Она проведала, что монарх ненавидит военную форму и даже своим офицерам приказал являться ко двору «не иначе, как в черном и пунцовом платье». И намеренно явилась на встречу одетая в мундирное платье лейб-гвардии Преображенского полка.
Обоюдными угрозами дело не кончилось. В 1788 году между Швецией и Россией все же вспыхнула война, в которой приняли участие гвардейские полки, среди них и лейб-гвардии Преображенский. Конфликт длился три года и не принес результатов. Оба государства остались в пределах довоенных границ.
Минерва торжествующая
Это один из главных образов императрицы, ее alter ego. Минерва — мудрая победоносная воительница, одетая в латы дева-защитница, покровительница точных наук. Буквально все в этой богине напоминало Екатерину. Не случайно сразу же после коронации она распорядилась устроить торжественный маскарад с красноречивым названием «Торжествующая Минерва». Он прошел в Москве в январе 1763 года. Сценарий написали Федор Волков и Михаил Херасков при участии и попечительстве Ивана Елагина, поэта и угодливого вельможи.
Главной пропагандистской задачей действа стало «изъявить гнусность пороков и славу добродетели». Для этого соорудили двести массивных платформ по проекту итальянского механика Бригонция. Устроенные на них фигуры и замершие в барочных позах статисты несли народу замысловатое, не всем понятное послание от новой самодержицы.
Первая его часть была осуждающего характера — платформы демонстрировали пороки. Вторая представляла собой беззастенчивый панегирик только что коронованной государыне. Показательно, что вторую часть открывала платформа, на которой восседал Юпитер (аллегория Петра Великого). За ней следовала в раззолоченной колеснице Астрея (не только мифологическая покровительница Золотого века, но и олицетворение двух государынь — Екатерины I и Елизаветы Петровны). И вот наконец кульминация — колесница Минервы Торжествующей, знаменовавшая собой начало царствования Екатерины Великой, второй премудрой правительницы после Петра I, Юпитера.
Екатерине нравилось, что ее сравнивают с Минервой. Она сама провоцировала такие сравнения. К примеру, оставшись недовольна коронационной медалью, выпущенной впопыхах в 1762 году, императрица повелела Иоганну-Георгу Вехтеру изготовить новую, указав, что именно следует изобразить на аверсе и реверсе. В 1767 году мастер преподнес ей результат — медаль «В память восшествия на престол Екатерины II». На лицевой стороне помещен портрет государыни, одетой, в полном соответствии с задумкой, в латы и шлем с плюмажем, то есть в стиле римской Минервы. Этим вариантом Екатерина Алексеевна осталась «зело довольна».
И потом многие живописцы, скульпторы, графики и даже великие княгини (Мария Федоровна, к примеру) изображали государыню такой же — строгой девой-воительницей в шлеме и античном панцире. Эти портреты копировали европейские мастера, в том числе миниатюристы. В Париже, как говорят, можно было купить пуговицы для мужских кафтанов с профилем Минервы-Екатерины.
Этот античный образ очень подходил императрице. Афина — не женщина и не мужчина, целомудренная дева с повадками воина, покровительница наук и просвещения. Она — миротворица, но отлично вооружена, умеет прощать, но и красиво карать.
Важно также и происхождение Афины-Минервы — из головы Зевса. Если богиня была аллегорией императрицы, то Громовержец олицетворял самого Петра Великого, реформы которого ревностно продолжала государыня, с удовольствием подчеркивая свою с ним связь. На пьедестале «Медного всадника» велела поименовать себя Catharina Secunda, намекая на то, что она вторая после Петра Первого. Статс-секретарь Адриан Грибовский вспоминал, что императрица повсюду возила с собой табакерку с миниатюрным портретом Петра и объясняла это так: «Это для того, чтобы мне спрашивать себя каждую минуту: „Что бы он приказал, что бы запретил, что бы сделал, будучи на моем месте“».
Екатерина Алексеевна при любом удобном случае демонстрировала свою близость Петру. Она подражала ему, тогда как придворные подражали ей самой.
