Впрочем, некоторых они водят за нос до сих пор, особенно доверчивых музейных хранителей, которые порой составляют экспликации прямо-таки анекдотического характера. В Государственной Третьяковской галерее хранится любопытный портрет, поименованный «Неизвестным в треуголке». Годы создания — начало 1770-х. Он был представлен на выставке картин Федора Рокотова, проходившей в Третьяковской галерее в 2016 году. В сопроводительном тексте говорилось о том, что юноша написан поверх женского портрета (предположительно Олимпиады Балбековой) и что ее лицо художник оставил без изменений.
Хранители этого любопытного холста никак не могут поверить в то, что в осьмнадцатом столетии дамы и кавалеры с невероятной легкостью меняли пол с помощью костюма, парика и грима, это было в порядке вещей — по крайней мере, среди столичных щеголей и высшего света. Трудно понять, почему исследователи упорно не хотят замечать приятную выпуклость кафтана «неизвестного» в том месте, где обыкновенно находится женская грудь. И еще сложнее объяснить, почему они не берут в расчет существование женских маскарадных костюмов в мужском стиле, женских амазонок, скроенных на мужской лад, аналогичных тем, что носила Екатерина Алексеевна. Они игнорируют красноречивую деталь — треуголку, маленькую и ловкую, какую в те годы носили именно дамы.
Если бы все это приняли во внимание, стало бы понятно, почему Рокотов оставил «неизвестному юноше» женское лицо. Просто не было никакого юноши. Это портрет той же дамы, но в мужском костюме, возможно маскарадном. И если принять версию о Балбековой за правильную, то на портрете Рокотова — именно супруга Струйского, Олимпиада Сергеевна.
А сколько еще было таких проказниц, являвшихся на костюмированные вечера юношами! Месье Пикар, заметливый гувернер князя Александра Куракина, в феврале 1782 года посетил придворный маскарад, о чем сообщал своему подопечному в письме: «Было много публики; многие знатные особы были костюмированы; княгиня Голицына (Galitzin), рожденная Олсуфьева, с женой вице-канцлера были одеты в мужские платья».
Если верить мемуаристам, то и в обыденной жизни было немало дам, рядившихся мужчинами. Татьяна Пассек вспоминала особу, которая по утрам любила форсить в мужском халате и курила чубук. Иван Второв писал о своей самоотверженной сестре, отправившейся вместе с ним в театр, переодевшись в мужское платье. Восхищенный русскими амазонками XVIII века историк Владимир Михневич уверял читателей в том, что «таких смелых живчиков нового поколения можно было встретить тогда всюду», а другой историк Михаил Пыляев утверждал, что «жена надевала мундир мужа и несла за него службу; в шведскую войну полковница Меллин заменила мужа, надев мундир и став перед полками».
В камзолы, кафтаны и кюлоты наряжались и смолянки — девушки, обучавшиеся в Смольном институте благородных девиц. Перед выпуском они устраивали театральные представления, в которых убедительно играли мужские роли в соответствующих костюмах. Императрица Екатерина II была в восторге от сих забав. «Наши девицы играют трагедии и комедии, — сообщала она Вольтеру. — Играющие мужские роли в комедиях наряжаются в длинный фрак, который у нас считается модным… у нас был на этой Масленице прелестный щеголь, оригинальный Blaise и удивительная madame de Croupillac, две восхитительные субретки и avocet Patelin, наконец, очень умный Jasmin» (императрица перечисляет действующие лица комедий. — О. Х.).
Дмитрий Левицкий изобразил как раз одну из таких травести-сценок: Екатерина Хрущева в образе ловеласа-пастуха Колы нежно дотрагивается до подбородка простушки Нинетты в исполнении Екатерины Хованской.
Возможно, что сама государыня подсказывала девушкам, какие сценки выбирать для представлений. Ее любовь к «феатру» была широко известна, как и ее драматические сочинения.
***
Екатерина Великая иногда позволяла себе похулиганить и устраивала увеселения, на которые светская публика должна была являться в костюмах противоположного пола. 10 декабря 1765 года, как сообщает «Камер-фурьерский журнал», государыня сначала «изволила кушать вечернее кушанье», а затем в Картинной зале Екатерининского дворца «вторично изволила забавляться в карты; при чем придворными музыкантами играно на скрипицах, а дамы и кавалеры танцевали контротанец, и некоторые придворные кавалеры для увеселения одеты были в дамское платье».
Уже 25 декабря, в день Рождества, государыня вновь устроила вечер с переодеваниями. В аудиенц-камере собрала дам и фрейлин, а также кавалеров, «при чем некоторые были наряжены в дамское платье». Показательно, что переодеваться заставляли только мужчин — вероятно, они казались Екатерине забавнее дам в кафтанах.
Благодаря запискам Семена Порошина мы знаем фамилии этих травести поневоле и то, какие наряды они в тот вечер носили: «Во время, как все сии увеселения происходили (святочные игры 25 декабря 1765 года. — О. Х.), вышли из внутренних Ее Величества покоев семь дам, которые всех крайне удивили. Нарядились в женское платье: граф Григорий Григорьевич Орлов, камергер граф Александр Сергеевич Строганов, камергер граф Николай Александрович Головин, камергер Петр Богданович Пассек, шталмейстер Лев Александрович Нарышкин, камер-юнкер Михайло Егорович Баскаков, камер-юнкер князь Андрей Михайлович Белосельский. На всех были кофты, юбки, чепчики. У Белосельского только на голове была косынка, и одет он был прочих похуже, так, как боярские боярыни одеваются; представлял маму, а прочие представляли боярышень под ее смотрением. Как пришли, так посадили их за круглый стол, поставили закусок и подносили пуншу. Много тут шалили, а потом, вставши, плясали».
Но все это кажется милым баловством в сравнении с грандиозным балом, устроенным императрицей 10 ноября 1790 года. Это был апофеоз русской травестии XVIII века. Екатерина лично сочинила сценарий: «Мне пришла очень забавная мысль. Нужно устроить бал, но чтобы общество было меньше и более избранное… После нескольких танцев гофмаршал возьмет за руку великую княгиню, скрипач пойдет перед ними, и он пройдет по всем комнатам до той, которая находится перед театром. В этой зале все занавеси на окнах будут спущены, в особенности те, которые выходят в переднюю, чтобы не видели там происходящего».
О том, что именно государыня приготовила для своих гостей, знал лишь ее верный секретарь и свидетель многих проказ Александр Храповицкий. Он отвечал за организацию действа. Еще в октябре узнал он обо всех галантных сюрпризах, а некоторые подготовил лично. К примеру, по заданию царицы разработал проекты платьев для ничего не ведавших участников маскарада. Храповицкий сообщал: «25 октября. Сказано по секрету (Екатериной II. — О. Х.), что намерены в Эрмитаже сделать сюрприз: переодеть мужчин в женское, а женщин в мужское <…> 29 октября. Поднес рисунки разным платьям для сюрприза: выбраны для удобности в скором переодевании мужской и женский костюм des premieres ministres de l’Egypte» (премьер-министров Египта. — О. Х.).
Уже 31 октября подготовили оба варианта платьев и представили императрице. На следующий день она лично их примерила, похвалила, приказала рассчитать стоимость каждого и подготовить 80 нарядов — по 40 на дам и на кавалеров. Но уже в начале ноября распорядилась сшить еще 14 пар. Пока Храповицкий занимался костюмами, князь Федор Барятинский сочинял проект лавок, которые, по задумке государыни, следовало установить в зале для продажи нарядов.
