Пабст это знает. Он снимает драму «Мадемуазель доктор», у которой, впрочем, было второе название, побойчее, — «Салоники, гнездо шпионов». Анна-Мария Лессер, она же Мадемуазель доктор, она же красивая немецкая шпионка, прибывает в Салоники с секретной миссией — выведать военные тайны у французов. Знакомится с подходящей жертвой, молоденьким капитаном, который оказывается не таким глупым. Он тоже шпион.
Хорошее, ровное, крепко сбитое кино с эффектными костюмами, которые Анненков придумал с лету. Но Георг Вильгельм Пабст, известный перфекционист, не оставлял художника в покое и после утверждения проектов. Во время работы над сценой с бакалейщиком (агентом немецкой разведки), которого играл Луи Жуве, режиссер резко остановил съемки: «Всё. Так нельзя. Срочно вызовите Анненкова». Быстроногий Юрий Павлович был тут как тут. «Мне не нравится его костюм. Чего-то не хватает. Чего-то светлого. Нужна короткая куртка. Светлая. Сможете найти? У вас пятнадцать минут».
Актер Луи Жуве в куртке, сшитой из жилета-чепкен и штанин. Фото из фильма «Мадемуазель доктор», 1937 г.
Коллекция Ольги Хорошиловой
Но такой куртки не было. Для съемок Анненков выписал сотню национальных нарядов, восточноевропейских и османских. Но не было ни одной светлой короткой куртки. Была, правда, светло-серая жилетка-чепкен, расшитая черными шнурами. Уже кое-что. Анненков приказал портнихе-ассистенту: «Возьмите этот жилет и вон те светлые брюки. Отрежьте штанины и вшейте в рукава жилета». Грубо, но сделано ровно в пятнадцать минут. Пабст остался доволен. Изобретение Анненкова выдержало крупные планы.
Эта работа сблизила Юрия Павловича с режиссером. Когда они встречались, Пабст торжественно поднимал правую руку, потрясал дородным кулаком: «Рот фронт, товарищ Анненков». Приветствовал по-коминтерновски. Шутил, а может, намекал на красное происхождение мастера.
В середине тридцатых кино и мода всерьез интересовались политикой. Гитлер выводит Австрию на первые полосы газет, в витрины модных универмагов и на кинопленку. 1936 год — федеральный канцлер Шушниг клянется в верности нацизму и этим развязывает руки фюреру, который в 1938-м совершает аншлюс — присоединяет Австрию к германскому рейху. Казалось, Австрия агонизирует.
Предсмертное политическое состояние страны многим тогда напомнило ситуацию конца XIX века, когда империя лишилась законного наследника, кронпринца Рудольфа. Он покончил с собой в самом неуместно-декадентском стиле в живописном замке Майерлинг, в объятиях легкомысленной любовницы баронессы Вечеры. С этого началась черная полоса в истории семьи Габсбургов. Убийство Франца-Фердинанда летом 1914 года предрешило гибель империи. Соглашательство Шушнига, как считали, предрешит гибель Австрийской республики.
Режиссер Анатоль Литвак в 1936 году снял фильм «Майерлинг», посвященный жизни и трагической смерти Рудольфа, зашифровав в нем современную политическую драму, в центре которой была Австрия. Кронпринц — enfant terrible семейки Габсбургов. Пока его отец, император Франц-Иосиф I, комично надувает щеки и делает вид, что в Вене все спокойно, Рудольф протестует. Он дружит со студентами, пишет статьи в либеральные журналы, веселится в кабаках с девками, дебоширит, трется среди простого люда на ярмарках. И наконец, влюбляется в баронессу Марию Вечеру, не простую, конечно, девушку, но и не королевских кровей. Объявляет отцу, что хочет на ней жениться. Получает, понятно, отказ. Погружается в депрессию из-за любви и невозможности делать то, что хочет. Со своей избранницей он уединяется в замке Майерлинг и совершает самоубийство.
Анненков рассчитал все точно. Рудольф и Вечера противостоят помпезному, напыщенному, злому имперскому миру. Противостояние усиливают костюмы. Кронпринц одет подчеркнуто демократично — в серую военную куртку без наград. Он почти арестант в своей семье и своем государстве. Лишь в Майерлинге, вдали от ненавистного витринного мира, позволяет траурное щегольство — твидовый костюм-норфолк, меховую шапку и пальто в венгерском вкусе.
Мария Вечера ему соответствует. Юрий Павлович сочинил для нее, как и для Рудольфа, изящные простые наряды, подчеркивая ими нежную юность баронессы, а вернее, актрисы Даниэль Дарье, 19-летней красавицы, в которую Анненков, конечно, сразу влюбился. Позже он вспоминал, что ради Дарье перекроил образ Вечеры: сузил силуэты платьев, усилил приятную выпуклость бедер, занизил декольте, сделав акцент на юных нежнейших прелестях Дарье, которые так его волновали. Он трепетно прорисовывал детали: воздушные оборки рукавчиков, кружева и газ лифа, бархат и хрусткую тафту драпировок, шелковую каракульчу ее аккуратных «русских» шапочек. В общем, это было особое признание в любви — не словами, но костюмом.
До конца своих дней Анненков помнил робкие «да» и «нет» Даниэль, а также мечтательные «ах» во время примерок. Но эта ни с чем не сравнимая шепотливая мелодия междометий прерывалась иногда писклявыми «ай», когда ассистентки случайно (а может, намеренно) кололи юную красавицу завистливыми иголками.
Костюмы для Даниэль Дарье и других актеров выполнили два русских модельера — Мария Громцева и Варвара Каринская. Если для первой это был дебют в кино, то вторая уже была звездой, в США и Европе ее знали под именем Barbara Karinska. Она работала с Жоржем Баланчиным и Русским балетом в Монте-Карло. В Париже, в своем доме на рю Вашингтон, 32, создавала костюмы для Жана Кокто, Кристиана Берара, Луи Жуве, для живописных маскарадов графини де Мюссей и семейства де Бомон. Каринская с интересом работала над проектами Анненкова — платья статистов блистали, наряды Дарье были равны творениям haute couture.
КОКТО И «НАЦИШИК»
В конце тридцатых Юрий Павлович работал пылко, вдохновенно. Была живопись, все больше абстрактная, лирическая, с нотками красивой меланхолии. Была графика — книжная и нежно-эротическая. Были костюмы и декорации к спектаклям, кино. И конечно, была любовь. В 1942-м он потерял голову от юной блондинки Наташи Беляевой, обеспечил ей ангажемент, придумал ее для киноэкрана, превратив в старлетку Натали Натье. С ней, начинающей поэтессой, он в четыре руки сочинил стихотворный сборник «Нищета». В общем, как всегда: вертелся, трудился, порхал. И не сразу заметил перемены.
Летом 1940 года Францию оккупировали нацисты. Париж трепетал под черно-бело-красными флагами. По элегантным улицам носились вороньи стаи свастик, преследуя раздобревших буржуа. Все, кто мог, уезжали. Многие подались на юг, некоторые вступили в ряды Сопротивления. Анненков остался в Париже, поменяв место жительства лишь потому, что драматично ушел из семьи, чтобы соединиться с Наташей Беляевой.
Любовники выбрали подходящий их романтичному настрою отель «Таран» на бульваре Сен-Жермен. Улыбчивое в любое сезон солнце, шепотливые каштаны, треньканье шарманок и птиц, стук вилок о ресторанный фарфор, быстроногие гарсоны — левый берег Парижа, казалось, тоже пребывал в любовной истоме, не слышал тевтонского карканья и кирзовой поступи молодцов из гестапо.
Новые политические обстоятельства почти никак не повлияли на темп жизни и творчества. Он писал, сочинял, ставил, с наслаждением работал в кино. Один из его самых успешных проектов — костюмы для фильма «Вечное возвращение» 1943 года.
