В 1976 году маэстро придумал для Плисецкой необычный авангардный наряд для участия в советско-американском фильме «Синяя птица». Назывался он «Костюм Воды» и представлял собой широкий бледно-голубой балахон с аккуратно нашитыми узкими серебристыми лентами, тихо шуршавшими при каждом движении. Метафора убедительная. По непонятным причинам Майя Михайловна участия в фильме не приняла. В 2001 году необычный костюм был передан в петербургский Музей театрального и музыкального искусства.
В 1980 году для балета «Чайка» модельер подготовил чудные выходы — легкие платья, навеянные морской романтикой, неоклассицизмом и курортными модами второй половины 1890-х годов, времени действия чеховской пьесы.
Через пять лет — новый проект, балет «Дама с собачкой». На сей раз маэстро пожертвовал любовью к истории ради модного в те годы концептуализма. Он создал всего лишь один костюм и к нему два пояса — строгий с серебристыми прострочками и гротескно-театральный с огромным бантом на спинке. К наряду приложил короткую записку, что и как лучше надевать. Плисецкая тоже умела понимать кутюрье с полуслова. Он будто подсказывал ей режиссуру платья, не желая, однако, навязывать мнение и давить. Плисецкой понравилась и задумка, и утонченная деликатность маэстро. Три варианта одного наряда — как три эмоциональных оттенка. Первый дуэт, Анна Сергеевна и Гуров (в исполнении Бориса Ефимова), — нежный эпиграф в пастельных тонах. Она танцевала его без пояса, в одном легком полупрозрачном платье. В сцене прогулок («там больше статики») прима надевала бант. «Видение» исполняла со строгим белым простроченным поясом. Финал — вновь без пояса, как в эпиграфе.
Кутюрье умел быть разным — избыточно театральным, жестко минималистичным, комично космическим. Он обожал устраивать шоу. В 1998 году вместе с Плисецкой организовал представление «Мода и танец», первый в России art-fashion-проект такого масштаба. Было все: классический балет, элементы танца модерн, кино, выставка костюмов, модное дефиле. И были фантастические костюмные выходы Майи Михайловны.
В финале первого, танцевального отделения она появилась на сцене концертного зала «Россия» в черном бархатном платье с зеленым шелковым поясом и черным шелковым тюником в испанском вкусе. Это шедевр Кардена: шелк и бархат, черное на черном. Впрочем, авторами идеи не были русские авангардисты. Это изобрели гораздо раньше, уже в первой половине XVI века итальянские художники и портные талантливо сочетали фактуры, понимая, что они дают разную глубину черного. Карден — итальянец по происхождению, знаток Ренессанса. Он соединил в одном ансамбле черный бархат с черным шелком, Италию Рафаэля с Испанией Габсбургов.
Второе отделение посвятили творчеству кутюрье. Эпиграфом выбрали первое платье Кардена, сшитое в 1950 году, серое, с плоскими кукольными пуговицами и расклешенной юбкой, дань Кристиану Диору и его нью-луку. Затем были бодрые солдатики и девы-космонавты из эпохи шестидесятых, после — выходы в стиле «макси», за которыми маршировали дамы-жрицы и дамы-вампы прямиком из 1980-х. Завершали шоу главные виновники вечера — прима и кутюрье, танец и мода.
Для этого выхода маэстро придумал Плисецкой «платье XXI века» из серебристой структурной материи и светодиодов. Но, думая о будущем, модельер воскрешал хорошо забытое прошлое, которое он, фанатичный историк костюма, превосходно знал. Он знал футуристический наряд Жанны Ланвен, в котором она пришла на маскарад в 1907 году и который затем стал логотипом её модного дома. Он помнил феерические костюмы Александры Экстер и Надежды Ламановой для фильма «Аэлита» 1924 года. И Карден смешал цитаты, соединил русский авангард с парижским шиком — два главных ингредиента, составившие стиль Майи Плисецкой.
«Платье XXI века» стало серебристой чертой, подведшей итог сценическому сотворчеству маэстро моды и примы-балерины в уходившем XX веке. Но дружба и общение продолжались. Карден оставался любимым модельером Плисецкой. В жизни она часто носила его вещи, столь ей созвучные: геометрические, элегантные, жестковатые, острые, прямолинейные, как она сама.
Эзопов язык моды
Плисецкая в сотворчестве с дизайнерами создала не только восхитительные балетные постановки, но и особый эзопов язык, которым рассказывала о тенденциях современной «буржуазной» моды, в Советском Союзе ее если и не запрещали, то считали опасной и чуждой идеологически. Ведь что такое костюмы к «Анне Карениной», как не реклама ярких, смелых, живых карденовских цветов, а также главной тенденции первой половины семидесятых — психоделики. Нежные и одновременно строгие геометрические выходы для «Чайки», конечно же, сообщают о неоклассицизме сродни лаконичным ансамблям Аззадина Алайи, Армани, модного дома Chanel. Буффонированные рукава и акцент на линию плеча в платье для «Дамы с собачкой» — это легкая метафора так называемой «силовой одежды», тяжеловатого и агрессивного стиля восьмидесятых.
На том же эзоповом языке Плисецкая говорила в балете «Гибель розы». Эта очаровательная миниатюра родилась буквально в недрах парижской моды. В начале семидесятых прима вновь приехала в Париж и вновь увиделась с Роланом Пети, тогда уже именитым хореографом-экспериментатором. Времени было мало, и она предложила заглянуть в бутик Repetto на улице Де-ля-Пе, 22. Этот известный и очень любимый европейскими этуалями магазин был основан в 1947 году мамой Ролана Пети, Розой Репетто. Здесь продавали лучшую балетную обувь, отличные трико и симпатичную фурнитуру для сценических костюмов. Бутик Repetto обожал Руди Нуреев, сюда наведывались почти все выездные советские балерины.
Плисецкая стояла перед витринами, выбирала трико и пуанты, приценивалась, а Пети, любуясь ее статью и огненными волосами, делал откровенные комплименты красоте (которые прима, впрочем, игнорировала, не понимая по-французски). И все говорил, говорил о каких-то баснословных проектах, о том, что они должны придумать что-то вместе. И вот, когда Майя уже готова была расплатиться, возбужденный Пети, задев прилавок и свалив покупки на пол, стал отчаянно жестикулировать, танцевать руками, вязать ими узлы, рисовать в пространстве: пытался объяснить идею, которая буквально только что, в магазинчике мамы, вдруг на него снизошла.
Плисецкая, правда, ломаных объяснений не поняла. Но сразу согласилась — как можно отказать революционеру танца! Впрочем, ее жесткий график и еще более жесткая администрация Большого во Францию не отпускали. И Пети приехал в Москву сам, но как! в длинной жирной енотовой шубе до пят, в невероятной меховой шапке, которую Ролан почему-то считал très russe, в облаке изысканного парфюма и с Руди Брианом под руку. Этого талантливого танцовщика Пети привез Плисецкой «на смотрины» — проверить, насколько они подойдут друг другу, как станцуются. Бриан оказался дивно хорош, прекрасно сложен. У него были умные руки. Репетиция прошла на ура. Пети столь же величественно, в барственной шубе, покинул снежную Московию.
В январе 1973-го в Марселе — генеральная репетиция «Гибели розы». Плисецкая и Бриан оттачивают па. В это время в Париже лучшие портнихи Ива Сен-Лорана вносят последние штрихи в сценические костюмы. Французский модельер обожал Майю, тогда он даже немного ревновал ее к Кардену, соревновался с ним за внимание русской дивы. Плисецкая познакомилась с Ивом, вероятно, в феврале 1971 года в Париже. Хорошо известны их первые совместные снимки: стройный моложавый кутюрье стоит позади балерины, поправляет оборки на платье; Плисецкая и Сен-Лоран на винтовой лестнице его модного дома красиво позируют фотографу Алэну Дежану, рисуются друг перед другом.
