Ядерные объекты Пакистана, безопасность которых рассчитывалась на основе сценариев конфликта с Индией, недостаточно защищены от удара из Афганистана. Свидетельством стали атаки террористов на авиационный комплекс в Камре близ Исламабада в 2007 и 2009 годах, склад ракет с ядерными боеголовками на базе в Саргодхе в ноябре 2007 года и оружейный комплекс в Вахе, где собираются ядерные боеприпасы, в августе 2008-го.
Для предотвращения угроз такого рода Управление стратегического планирования Ядерного командования Пакистана приняло меры. В мирное время ядерное оружие разобрано, боеголовки дезактивированы, отделены от ракет-носителей и хранятся в засекреченных, хорошо охраняемых местах. В случае угрозы войны риск успеха террористической атаки повышается, поскольку в Пакистане при передаче ядерных активов от гражданских структур армии приоритет отдаётся секретности, а не усилению конвоев, уязвимых для внешнего противника.
Проблема усугубится, если до перемещения боеголовки будут собраны: в разобранном состоянии пакистанские ядерные боеприпасы, вероятно, оснащены механическими, а не электронными кодоблокирующими устройствами. Хотя даже в случае захвата ядерного боеприпаса исламистами, для того чтобы использовать его, нужно знать коды и смонтировать устройство на самолёте или ракете-носителе. В противном случае оно может быть использовано только как «грязная бомба».
Куда выше риски, связанные с человеческим фактором. Один из них – возможность утечки расщепляющихся материалов на стадии производства, которую могут осуществить учёные-ядерщики. Учёт всех ядерных материалов, изготовленных в Пакистане за последние 20 лет, невозможен, и прецедент Абдул Кадыр Хана подтверждает это. Угроза носит практический характер: исламисты вербуют в свои ряды учёных и армейских офицеров.
Пример – «дело физиков-ядерщиков», в ходе расследования которого был установлен факт встреч в Афганистане в ноябре 2001 года отставных сотрудников Пакистанской комиссии по атомной энергии Султана Башируддина Махмуда и Абдул Маджида с бен-Ладеном, другими руководителями «Аль-Каиды» и лидерами «Движения Талибан». Для снижения угроз такого рода в Пакистане приняты Программа надёжности человеческого фактора и План действий по ядерной безопасности.
Государственный переворот, осуществлённый радикальными исламистами, в Пакистане маловероятен: на выборах они не набирают более 11 % голосов избирателей. Политическое убийство, провоцирующее конфликт с Индией, которое позволило бы развязать ядерную войну или взять под контроль ядерные арсеналы страны, не имеет шансов на успех. Управление ядерными активами в Пакистане диверсифицировано, его осуществляют не менее 10 высших военных и гражданских чиновников, в критической ситуации замещающих друг друга.
Вопрос о безопасности ядерного комплекса Пакистана (до 120 зарядов, носители всех типов, оборудование полного ядерного цикла), функционирующего в закрытом режиме и контролируемого высшим военным руководством страны, имеет мировое значение. Ряд ядерных объектов, в том числе урановые копи Исса-Хел и Кабул-Хел, АЭС в Чашме и полигон Чагаи-Хиллз в провинции Белуджистан, где Пакистан провел ядерные испытания в мае 1998 года, расположены у западной границы, в зоне действий белуджских сепаратистов.
Отсутствие у мирового сообщества планов в отношении ядерной программы Пакистана усугубляется противодействием дискуссиям на эту тему со стороны пакистанского военного командования.
Информация к размышлению
Теория и практика джихада
В своё время проводимая шахом в Иране по западным рекомендациям модернизация привела к возникновению там Исламской Республики. Точно так же формирование при поддержке Запада оси Саудовская Аравия – Пакистан для противостояния СССР в Афганистане породило моджахедов, создало «Аль-Каиду» из «афганских арабов», привело к власти талибов и вернулось в США терактом «9/11». Как там у древних скандинавов было с мировым змеем, который сам себя кусал за хвост? Подобное порождает подобное, и исламский терроризм, порождённый для того, чтобы убивать «шурави», начал убивать американцев.
«Братья-мусульмане» и другие религиозно-политические движения исламского мира, приходящие к власти в одной арабской стране за другой на основе демократических выборов, – реальность сегодняшнего Ближнего Востока. Исламисты успешно противостоят светским режимам и монархиям, а демократизация становится основой дестабилизации и усиления радикального политического ислама. Политологам и политтехнологам западной школы это кажется странным. На деле это в старые времена описал ещё Лафонтен, а до него греки: змею приручить нельзя. Сколько её ни отогревай на груди – укусит.
Запад, с его либеральными иллюзиями и попытками влиять на ситуацию в регионе, не понимая сути происходящего там, стал источником финансирования и политического влияния исламистов. Теоретики и практики джихада делят планету на мир меча и мир ислама. Меняются заказчики и исполнители, но не основы миропонимания местного населения. И кстати, политический ислам, вопреки отечественным «полезным идиотам», лоббирующим союз с ним против Запада, вряд ли может быть союзником России в противостоянии с США. Россия для него ничем не лучше. Хотя кому тут что докажешь…
Возникшие на Ближнем и Среднем Востоке исламистские структуры – от умеренных, как тунисская «Ан-Нахда», до радикальных наподобие ставшей интернациональным брендом «Аль-Каиды» распространились и укоренились далеко за пределами региона. Сегодня Запад – их основная финансовая, а часто и кадровая база.
Европейские исламские общины шлют деньги на джихад тем, кто воюет «с неверными» в Сирии, Ираке и Афганистане. Да и поток европейских джихадистов, ехавших на войну в Двуречье к ИГ и «Джабхат ан-Нусре», впечатлял размерами. Волна политических конфликтов в арабском мире и Африке используется исламистами Европы для возвращения в светские республики БСВ, где они были ослаблены или уничтожены авторитарными режимами.
Возвращение джихадистов на их «исторические родины» в Машрике и Магрибе имеет перед собой в качестве стратегической задачи построение там исламских государств или закрепление во власти. Формирование устойчивого большинства в местном парламенте или парламентской фракции, достаточно крупной для участия в коалиционном правительстве, с постепенной исламизацией правящей элиты и введением норм шариата на основе демократического голосования – менее быстрый, но надёжный путь к государству, основанному на законах шариата, чем теракты и революции.
Оптимистичные прогнозы западных аналитиков и израильских левых о будущем светской демократии на БСВ, основанные на отсутствии зелёных знамён в рядах протестующих в Египте и Тунисе в ходе «Арабской весны», имеют мало общего с действительностью. Постепенность, сочетание умеренных заявлений в отношении Запада, медленное наращивание уровня конфликта с Израилем без напряжения экономики и потери боеспособности армии, зависящих от отношений с США, опора на лобби на Западе – основа современной политики исламистов, дорвавшихся до рычагов управления. Что, придя к власти, продемонстрировал в Турции Реджеп Тайип Эрдоган.
С 50–60-х годов XX века – со времён президента Эйзенхауэра, первого западного лидера, использовавшего политический ислам в «холодной войне» и первых лет существования «мюнхенской мечети», ставшей европейской штаб-квартирой «Братьев-мусульман», – была построена основа сетевой структуры этой организации. Она была создана руками Саида Рамадана, Махди Акефа и Рашида Ганнуши и действует по всему западному миру. Этноконфессиональные гетто, мечети, исламские общинные центры и студенческие клубы в Европе, Северной и Латинской Америке стали такой же базой исламистов, как поставляющие им боевиков лагеря беженцев в Африке и на БСВ.
