Ведомственные интересы в отечественной внешнеэкономической политике доминируют над национальными, юридическое и экспертное сопровождение лоббируемых на уровне правительства проектов оставляет желать лучшего, но возможность исправить это не просматривается. Ибо кадры решают всё, а с этим в современной России куда хуже, чем было в СССР. Благо мегапроекты рассчитаны не на конкретный результат, а на процесс – за счёт отечественного бюджета, что удовлетворяет интересы лиц, причастных к освоению финансовых потоков.
По аналогии с критериями, принятыми в мировой практике, потенциальные угрозы безопасности России из БСВ можно оценивать как «три с половиной». Это Турция в долгосрочной, Иран и Пакистан в среднесрочной и радикальные исламистские организации и спонсирующие их страны региона в краткосрочной перспективе. Кампания ВКС в Сирии, в ходе которой турецкими ВВС осенью 2015 года был сбит российский военный самолёт, минимизировала угрозу России со стороны Ирана, но обострила ситуацию в российско-турецких отношениях.
Автор далёк и от восторгов в отношении способности страны к «вставанию с колен», и от необратимо траурных прогнозов её будущего. В конечном счёте как сложится, так и сложится. Но упомянуть о внешних угрозах стоит – хотя бы для того, чтобы, если они начнут реализовываться на практике, быть к этому готовыми. Готовность к решению проблем часто снимает необходимость их решать.
Турция, на момент написания книги крупнейший региональный партнёр России, находится на подъёме, реализуя стратегию создания «новой Оттоманской империи». Её интересы на Кавказе, в Причерноморье, Средней Азии и тюркских регионах России от Крыма до Якутии включительно, а также поддержка на постсоветском пространстве «мягкого ислама», представляют потенциальную угрозу сложившемуся в России образу жизни, конфессиональному равновесию и территориальной целостности страны.
Вооружённые силы Турции, многочисленные и оснащённые современной техникой, имеют опыт противостояния с курдами. Если не учитывать российский ядерный потенциал, Турция, как часть НАТО, ведущей военно-политической силы мира, имеет на Северном Кавказе численный и технический перевес в регионе над Россией – в Причерноморье абсолютный. Не случаен повышенный турецкий интерес к крымско-татарскому вопросу при антироссийском настрое курировавших его государственных деятелей.
В то же время Турция расколота. Переход к президентской форме правления и закрепление за президентом Р. Т. Эрдоганом диктаторских полномочий не только встретил сопротивление со стороны гражданского общества, но и спровоцировал репрессии, в том числе в турецких ВС. На момент написания настоящей книги уровень потерь, которые понесла в результате увольнений и арестов военная элита Турции, сопоставим с потерями в войне. Помимо прочего, ВВС Турции потеряли треть лётного состава. Это касается и высшего военного командования: треть генералов и адмиралов уволены и находятся под следствием.
Анализ действий турецких ВС на севере Сирии и Ирака показал их слабость даже в столкновении с иррегулярными курдскими подразделениями. Российские ВКС в Сирии доминируют в воздухе, а протурецкие группировки проигрывают просаудовским, в то время как США в качестве союзника в борьбе с «Исламским государством» опираются на враждебных Турции курдов. Во многом благодаря этому Турция после взятия войсками Асада с его союзниками и ВКС РФ Алеппо пошла на переговоры с Россией и Ираном в Астане о формировании в Сирии зон деэскалации.
При этом до атаки на самолёт ВКС РФ на турецко-сирийской границе прямое столкновение России и Турции представлялось малореальным вследствие уровня их двустороннего экономического сотрудничества. Это событие изменило ситуацию, хотя руководство НАТО отказалось поддержать провокацию Анкары против Москвы, а США в 2017 году предпочитают договариваться с Россией по военным аспектам ситуации в Сирии (сохраняя антиасадовскую риторику и режим санкций против России).
До перехода Крыма под юрисдикцию России, ввода ВКС РФ в Сирию и появления там российских военных баз, решивших проблемы с безопасностью российского судоходства в Чёрном море и его проливах, Грузия и исламистские формирования могли осложнить положение в регионе российской армии. Турция не поддерживала Грузию и северокавказских исламистов в их противостоянии с Россией, однако контакты с ними Анкары делали это легко осуществимым, а в случае победы исламистов над Асадом в Сирии – почти неизбежным. Смена руководства Грузии и разгром террористических исламистских формирований в Сирии минимизировали эту угрозу.
Заслуживают внимания последовательные успешные действия турецкого руководства, добившегося в торговле с Россией односторонних преимуществ. Инициативы, которые могут привести к возникновению двусторонних структур, неподконтрольных руководству правящей Партии справедливости и развития, торпедируются Анкарой, как было с российско-турецкой межпарламентской комиссией по экономике. Важный инструмент политики такого рода – пересмотр достигнутых условий соглашений перед их подписанием на высшем уровне (АЭС «Аккую») или после реализации («Голубой поток»). В то же время Россия после «самолётного кризиса» успешно ввела экономические санкции против Турции, «отбив» часть упущенных ранее выгод.
Не следует забывать о сохранении России в списке внешнеполитических угроз, перечисленных в турецкой «Стратегии национальной безопасности» 2010 года. На протяжении большей части последних пяти веков отношения России и Турции были враждебными. Русско-турецкие войны занимают почётное место в истории Российской империи. В Турции помнят, что они стоили Оттоманской Порте Балкан и Кавказа, хотя часть северо-восточных провинций, входивших в состав России с 1878 по 1917 год, была после революции возвращена в состав Турецкой Республики. Причём после Первой мировой войны Турция сохранилась во многом вследствие нормализации отношений правительств Кемаля Ататюрка и Владимира Ленина.
Преувеличивать значение турецкого реваншизма, во многом являющегося проявлением личных черт характера президента Эрдогана с его авантюризмом, гиперактивностью и авторитарным стилем правления, не нужно, но преуменьшать его опасно. Военное, в том числе ядерное сдерживание, имеет для России на турецком направлении важное значение, нейтрализуя возможность перерастания потенциального конфликта в новую Крымскую войну, в которой Турция и Запад выступили бы против России. Конфликт России и Грузии 2008 года показал это.
Руководство Турции до осени 2015 года полагало, что Москва будет ослабевать параллельно с усилением Анкары. Оно видит свою страну центром по торговле углеводородами БСВ и Прикаспия и перекрёстком их транзита в ЕС в обход России. Трансграничные трубопроводы, призванные ослабить Москву на европейском газовом рынке, которым стал «Баку – Тбилиси – Джейхан» и мог стать «Набукко», – основа этой стратегии. В 2016 году, после того как реализация «Турецкого потока», который из-за конфронтационной политики Брюсселя в отношении Москвы должен был сменить «Южный поток», оказалась под вопросом, Анкара сделала ставку на транзит туркменского газа в Европу по транскаспийскому газопроводу ТКГ, однако Азербайджан пока блокирует этот проект.
Отношения России с Ираном в историческом и геополитическом плане похожи на отношения с Турцией. Постсоветский Прикаспий – «северные территории» Персии, отторгнутые у неё Россией. Гилян и Мазандаран до 1726 года входили в империю Петра Великого. Заключённый в начале XX века российско-британский договор о разделе сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете мог стать началом конца иранской государственности. Лишь революция 1917 года спасла Иран от раздела, так же как принятая на Тегеранском совещании резолюция «Большой тройки» завершила период, когда советские войска могли быть введены на иранскую территорию, не нарушая норм международного права.
