Засилье шиитов в силовых подразделениях превратило их в «эскадроны смерти», проводящие зачистку суннитских и христианских районов, вытесняя оттуда постоянных жителей. В ряде регионов, в том числе в Багдаде и других крупных городах, сформировалось разделение районов проживания по этническому и конфессиональному принципу.
Давлению подвергаются меньшинства, в первую очередь курды-йезиды, христиане и туркоманы. Полностью вытеснена из страны палестинская община, пользовавшаяся привилегиями при Саддаме Хусейне. Серьёзные проблемы испытывают этнические персы, включая жителей лагерей беженцев, возникших в Ираке после исламской революции 1979 года в Иране.
Ситуация относительного равновесия в Ираке после вывода войск США продержалась недолго. Сунниты потеряли влияние на правительство, и при премьер-министре Нури аль-Малики страна переориентировалась на Тегеран, поддерживая отношения с Вашингтоном.
Попытки подавить восстание суннитов в населённых ими провинциях провалились не в последнюю очередь из-за того, что суннитские военнослужащие отказывались воевать против единоверцев, а атаки шиитских подразделений вызывали ожесточённое сопротивление суннитов. Этой ситуацией воспользовались исламисты из бывшей «Аль-Каиды в Ираке», ставшей, под руководством экс-полицейского ас-Самарраи, назвавшего себя в память об одном из праведных халифов Абу Бакром аль-Багдади, «Исламским государством Ирака и Леванта», а затем и просто «Исламским государством».
Захватив часть сирийской территории с центром в городе Ракка, в 2014 году боевики ИГИЛ (их численность на тот период составляла около 58 тысяч человек) перешли в наступление на Ирак при поддержке шейхов суннитских племён, противостоявших правительственным войскам, и баасистов, во главе которых стоял бывший заместитель Саддама Хусейна Иззат Ибрагим ад-Дури.
Иракская армия без сопротивления оставила суннитские районы Ирака, включая Мосул, Тикрит и другие крупные городские центры, в которых боевики ИГИЛ (на момент написания настоящей книги – ИГ) захватили склады с оружием и военной техникой на миллиарды долларов и значительные финансовые средства в местных банках.
К осени 2015 года ИГ, объявившая территорию, которой правила, халифатом, контролировала значительную часть долин Тигра и Евфрата, включая основные районы производства хлопка и зерна, нефтепромыслы, заводы по переработке нефти, плотины, электростанции и территорию, на которой жило 89 миллионов человек.
Его ежегодные доходы составили миллиарды долларов, что на порядки превышало максимальный доход «Аль-Каиды» ($ 50 миллионов в год), который та получала от стран Залива. Эти суммы складывались из продажи нефти и нефтепродуктов (в основном в Турцию, через Сирию и Иракский Курдистан), хлопка, зерна и муки, археологических артефактов, собранных с населения налогов и платежей за электроэнергию, конфискаций, а также выкупа за заложников и пленников.
При общей численности (с отрядами суннитских племён) в 200 тысяч человек костяк вооружённых подразделений ИГ составляли в Ираке 30–40 тысяч джихадистов, в основном наёмников-иностранцев из более чем 80 стран.
Общее число тех, кто, получив боевой опыт в рядах отрядов ИГ в Сирии и Ираке, вернулся в страны исходного пребывания (включая государства ЕС, США и Канаду, страны ЮВА, Центральной Азии и др.), в 20–25 раз больше. Именно они на 2017 год представляли собой основу террористического подполья в Европе.
Учитывая поддержку со стороны Турции и Катара, спецслужбы которых курировали его при поддержке высшего политического руководства, ИГ не испытывало проблем с притоком боевиков, оружия и боеприпасов, финансовыми переводами и транзитом произведённого на территории Ирака в кустарных лабораториях химического оружия в Сирию, где оно использовалось в противостоянии с войсками Асада.
При этом для Саудовской Аравии ИГ, которое, несмотря на многочисленные аффилированные с ним исламистские террористические структуры, действующие за пределами Двуречья (нигерийскую «Боко харам», «Исламское движение Узбекистана» и другие) как иракско-сирийский суннитский проект на новом уровне, с неосалафитским исламом, заменившим отжившую идеологию партии Баас, представляет опасность именно вследствие связи с Катаром.
Благодаря Дохе эта структура вышла на самофинансирование и добилась выдающихся успехов в сфере PR и вербовки боевиков (при использовании технологий «Аль-Джазиры»), а также высокообразованных специалистов (компьютерщиков, нефтяников, etc.).
Характерно, что мировые СМИ уделяли куда больше внимания показательным акциям ИГ вроде объявления о том, что оно начинает чеканить из драгметаллов собственные деньги (как выяснилось – в Турции), чем средневековым законам на территории, которую оно захватило, включая геноцид меньшинств, обращение в рабство курдов-йезидов, превращение в боевиков и палачей детей и подростков, массовые пытки и казни. Лишь публичные казни заложников-иностранцев стали предметом внимания журналистов.
При этом к 2017 году с ИГ в Ираке боролась (или имитировала борьбу) коалиция из 65 стран во главе с США, причём в её состав входили основные организаторы и спонсоры исламских радикально-террористических движений и группировок: Турция, Катар и Саудовская Аравия.
Основной внешней силой на севере, в Иракском Курдистане, остаётся Турция, войска которой по согласованию с курдским правительством в Эрбиле, а иногда и самостоятельно (что провоцирует конфликт Анкары с Багдадом) действуют в приграничных районах против боевиков Рабочей партии Курдистана.
На границе с Ираном против курдских боевиков организации «Пежак» воюет Корпус стражей исламской революции ИРИ, являющийся единственным гарантом безопасности Багдада и шиитских религиозных центров Ирака: Самарры, Кербелы и Неджефа, – в условиях наступления ИГ.
Активизация «Аль-Каиды», «Исламского государства» и других радикальных террористических группировок в суннитских провинциях Ирака и сепаратистских движений, включая крупнейший город юга Басру, междоусобная борьба шиитских лидеров: премьер-министра Хайдера аль-Абади и его предшественника Нури аль-Малики, коррумпированность правительства и слабость войск и полиции закрепляют раскол страны. При этом летом 2017 года курды и шиитские подразделения Багдада (при поддержке Ирана и США) отбили у исламистов Мосул.
Восстановление экономики Ирака, запасы углеводородов которого представляют интерес для инвесторов, идёт с трудом. Большая часть средств, выделенных на поддержание иракской экономики США и другими членами антисаддамовской коалиции, разворована. Единственный сравнительно стабильный регион страны – Курдистан, большую часть инвестиций в котором осуществляет Турция.
Добыча и экспорт нефти и газа осложнены коррумпированностью, бюрократией, отсутствием правительственных гарантий и законодательными противоречиями. Итоги тендеров на разведку, разработку и добычу углеводородов неоднозначны: условия их проведения запутаны, ожидания Багдада завышены, а итоги непрозрачны. При этом российский «ЛУКОЙЛ» работает на шиитском юге Ирака, «Газпром нефть» на курдском севере, а иракское правительство, опасаясь боевиков ИГ, осуществляет крупные закупки российских вооружений и военной техники.
