Особенно среди евреев раздражали лоббисты. Израильское лобби он нейтрализовал простым и действенным способом, набрав евреев в администрацию и правительство, в том числе на ключевые посты, и отдав им на откуп палестино-израильский и арабо-израильский «мирный процесс». Разумеется, это были левые, иногда на грани приверженности коммунистической идеологии, но все с хорошим образованием, богатые или очень богатые. Многие по происхождению израильтяне.
Гарвард и Стэнфорд, Джорджтаун и Йель обеспечивали престижный диплом, не мешая быть троцкистами, социалистами или анархо-синдикалистами – во втором и третьем поколениях. Это было даже модно. Во всяком случае, головной болью они были для израильского руководства, а не для него, а обвинить их в антисемитизме или антисионизме было невозможно. А значит, невозможно было обвинить в этом и его.
За свою карьеру, за возможность прижать к ногтю историческую родину, которую они по-своему любили или говорили, что любят, они готовы были придушить любого израильского министра или генерала, который был тем, чем ни они, ни их родители стать не смогли, – и потому покинули Израиль или никогда не собирались туда приезжать. Очень полезная черта. На Ближнем Востоке это называлось «полезные идиоты».
Но, обеспечив себе прочный тыл в главном вопросе, еврейскому лобби стоило идти навстречу в мелочах. К примеру, во время визита в Россию имело смысл включить в программу традиционную с незапамятных времён встречу с местными евреями, о которой всегда просила аппарат президента США Национальная конференция в защиту советских евреев, безобидный и подчас даже полезный рудимент добрых старых времён противостояния сверхдержав, по привычке обивавший пороги на Капитолийском холме.
«Нэшнл канференс» пережила страну, наименование которой составляло часть её названия, и, как и все американские организации времён «холодной войны», оказалась практически без работы. Однако, как известно, а может быть, и неизвестно читателю, еврейские организации в диаспоре возникали и множились со скоростью, которую обеспечивали амбиции подраставших поколений активистов, но практически никогда не умирали. Всегда находился кто-то, готовый подхватить и нести падающее знамя – ради сохранения традиции, во имя амбиций, из личных сентиментальных соображений или просто неизвестно чего ради.
Бороться за право выезда советских евреев в Израиль было бессмысленно – выезд из республик бывшего СССР был открыт для всех, и сотни тысяч евреев уезжали из стран, когда-то запертых за «железным занавесом». Ехали куда угодно: в Израиль и Соединённые Штаты, Германию и Канаду, Австралию и Новую Зеландию – времена «отказа» закончились, похоже, навсегда. Советский государственный антисемитизм зачах без прямой поддержки властей предержащих, что же касалось антисемитизма бытового, он существовал во всех странах, где были евреи, и во многих из тех, где их никогда не было.
Культурной и религиозной жизни бывших советских евреев мешало только отсутствие денег и кадров: эмиграция выбивала в первую очередь социально активных. Как следствие, заниматься борьбой за права евреев бывшего СССР было всё труднее, тем более что российско-американские отношения отнюдь не были похожи на отношения советско-американские: «друг Борис» был обидчив и непредсказуем, но «друг Билл» в конечном счёте всегда находил с ним общий язык. Дешевле обходилось.
При всём том, был СССР или его больше не было, существовали советские евреи или превращались в евреев русских, украинских и белорусских, имелись у них проблемы или нет, приехавший в любую постсоветскую столицу – тем более в Москву – американский президент должен был поставить в графике ритуальную галочку и с евреями встретиться. По недалёкому от истины представлению американской еврейской бюрократии, это могло «в случае чего» остановить негативные процессы, когда и если кто-нибудь из местных чиновников-антисемитов вздумал бы вернуть старые советские времена.
Опять-таки для аппарата Белого дома эти встречи были столь традиционны, что проще было сохранить их, чем отменять и объяснять потом американской еврейской общине, что именно имелось – или не имелось – в виду. Да и для руководства «Нэшнелов» полезно было лишний раз напомнить о своём существовании первому лицу страны во время «русского» визита. Знали бы разоблачители «еврейского заговора», чем на самом деле большую часть времени занимается таинственное и грозное еврейское лобби – эти «властители мира», согласно Протоколам сионских мудрецов, – они повесились бы от тоски и разочарования…
Как следствие, встреча с президентом США была высокой честью, причащение которой приятно грело в преддверии собственных президентских выборов: на дворе стоял 1996 год. Ельцин готовился к битве с Зюгановым, «семибанкирщина» только-только формировалась, а Российский еврейский конгресс собрал под свои знамёна всех, кого стоило собирать, и открыл свой первый офис с видом на Киевский вокзал в бизнес-центре гостиницы «Рэдиссон-Славянская», любимого московского отеля дипломатов, ювелиров, гангстеров и американских президентов.
Именно там и была назначена короткая, но, как было подчёркнуто, чрезвычайно важная встреча с Биллом Клинтоном. Поскольку, как на грех, в Москве отсутствовали разъехавшиеся по своим делам олигархи, входившие в президиум Конгресса, приглашены были все те, кто, с точки зрения Госдепартамента, сотрудников американского посольства и сопровождающих визит «Нэшнелов», мог достойно представлять российскую общину, занимая соответствующий пост и сколь-нибудь владея распространённым в США английским языком.
В итоге назначенной на обеденное время встречи ждали три политкорректно подобранные группы. Первую составляли лидеры враждующих между собой, как враждуют они всегда и везде, еврейских общественных организаций. Вторую – раввины, украшением которых был учёный молодой красавец из приличной швейцарской семьи, деливший время между паствой, светской жизнью и политикой наподобие известного героя Дюма, который никак не мог понять, хочет ли он стать аббатом или мушкетёром. Третью – два остававшихся на хозяйстве руководителя Конгресса: исполнительный вице-президент – бывший демократ-парламентарий – и председатель Совета директоров, что было на тот момент одной из общественных нагрузок автора.
К концу третьего часа ожидания обстановка несколько накалилась. Поскольку график президента был расписан по минутам, как и положено графику президента, но все его встречи непредсказуемо смещались, как и положено в России, никто уже не мог сказать, когда он всё-таки доберётся до отеля, где его ждал полный зал представителей американской общины в Москве, а также представители политической общественности, демократической общественности, еврейской общественности и ещё какие-то совсем уж непонятные люди.
В кулуарах творился сумасшедший дом. Свита президента и пресса, российские и американские специалисты по обеспечению безопасности, охранники отеля и официанты перемешались в сложных сочетаниях. Ожидающие встречи с президентом и ошалевшие от всего этого безобразия постояльцы обеспечивали плотную атмосферу, насыщенную табачным дымом и раздражением. Телевизионные кабели змеились под ногами. Штативы софитов вырастали из каждого угла.
