– Будем надеяться, что ошибки прошлого будут исправлены… А что вы думаете о состоянии современного оружия?
– Российского или вообще?
– Начнем с «супостатов»…
– К сверхточному оружию я отношусь двояко… Сейчас есть такое представление: зачем доставлять куда-то к врагу большой заряд и подвергать воздействию там большую территорию, если можно с точностью до одного метра попасть прямо в бункер? Заряд малой мощности, вплоть до простой взрывчатки… Попадешь в командный пункт, в какой-то спецзавод, в ту же атомную электростанцию, если она под землей, и ты обычной ракетой наделаешь больше беды, чем ядерным зарядом большой мощности… За рубежом уже начали создавать такое оружие.
– Но ведь это очень дорогое удовольствие!
– Конечно! Это суперкомпьютер, установленный внутрь ракеты. И не только он, но и сложнейшие датчиковые системы… Поэтому я считаю, что это оружие слишком дорогое. Конечно, это интересно. И есть ученые, которые этим хотят заниматься, но это возможно лишь при богатой экономике. Но если государство не обладает такими возможностями, как этим заниматься?
– А наше ядерное оружие? Что с ним?
– Наделали его много. Даже для «нанесения непоправимого ущерба противнику» столько его не нужно. Понятно, что необходимо сокращение. И этой дорогой мы идем. Но никто не предлагает запретить оружие.
– Кроме Горбачева…
– Он поторопился немного… «Закрыть» и «открыть» всегда очень трудно, да и необходимо ядерное оружие. Другое дело – количество его и безопасность. Это забота и специалистов, и политиков, и военных. В том, что оружие нужно, у меня сомнений нет. Сокращать его надо. И повышать безопасность тех «изделий», что находятся в эксплуатации. Но для этого тоже нужны деньги… Допустим, мы сокращаем число предприятий, производящих ядерное оружие. Будем выпускать «изделия» только для замены стоящих на вооружении. Однако консервация производств, хранение материалов, создание новых рабочих мест и новых предприятий, – все это требует больших денег. Тем более что многое происходит в закрытых городах… В Москве все гораздо проще. Был институт, где работало две с половиной тысячи человек, а теперь осталось чуть более тысячи, а остальные устроились в коммерческих структурах, в банках, в компаниях – высокого класса специалисты не пропадут. Но в закрытых городах такое невозможно… Когда-то государство пригласило их в такие города, во многом ограничило их права, а теперь что же – вы не нужны?! Нет, так нельзя… Конверсия – долгий и сложный процесс. И постепенно он идет в отрасли. По-моему, в прошлом году единственная отрасль в стране – наш Минатом – дала прибавку в четыре процента. И это не за счет оборонного заказа – его доля снижается, – а за счет сугубо мирной продукции. Думаю, особого секрета не выдам, если скажу, что «оборонка» в министерстве занимает всего шесть-семь процентов.
– Не может быть!
– Это реальность. Но средств, к сожалению, не хватает. Сейчас испытания запрещены, нужны эксперименты с макетами, с обычными взрывчатыми веществами и так далее. Подтверждение безопасности боеприпаса – это комплекс разных мероприятий, и они требуют финансирования. Так что процесс разоружения нельзя рассматривать как «экономию денег» – это неверное представление. И гонка вооружений, и гонка разоружений – это весьма дорогое удовольствие, но иного пути нет.
– И в этой области мы сотрудничаем с американцами?
– Идеология очень проста: «мы делаем ядерный боеприпас для того, чтобы он был, но не применялся». В этом смысл ядерного сдерживания… Значит, боеприпас должен быть безопасен, работоспособен и надежен. В части безопасности и сохранности лаборатории США готовы с нами сотрудничать. И мы обмениваемся информацией, на несекретном уровне. «Сохранность» – это чтобы никто не украл. А «безопасность» – чтобы без команды не взорвался. Но что касается надежности, выполнения боевых задач – то тут полное молчание, обмена такой информацией быть не может… В договоре о прекращении испытаний сказано, что они могут быть возобновлены при необходимости, а следовательно, российский полигон на Новой Земле нужно поддерживать, но там сейчас обстановка очень сложная.
– Представим на секунду, что мы закрываем всю атомную промышленность разом. Но у нас остается какое-то количество ядерного оружия. Может быть, нам хватит его лет на тридцать?
– Нет, не получится. Есть срок годности у оружия. Ядерный боеприпас – это не винтовка Мосина, которую смазал и храни десятки лет. Ядерное оружие – «живое»… Приведу такой пример. В США закрыли завод по производству трития, который используется в термоядерном оружии. Пока хватает ранее наработанного. Но сейчас уже планируют строительство нового завода, иначе они не смогут поддерживать на должном уровне свой ядерный потенциал. Этим я хочу сказать, что по отношению к ядерному оружию стереотипные и привычные решения не всегда подходят, потому что в нашей области очень многое весьма специфично. Хоть период полураспада плутония 24 тысячи лет, но он постоянно «живет» – может переходить из одной фазы в другую, взрывчатка и другие материалы стареют, влияет газовая среда и так далее и тому подобное. Я перечисляю эти процессы просто для напоминания: когда принимается политическое решение, нельзя забывать о законах физики – они ведь на лозунги и призывы не очень реагируют…
Воспоминания Цыркова
Название «Департамент проектирования и испытания ядерных боеприпасов» в Минатоме России появилось недавно. А раньше – просто «главк Цыркова», по имени его знаменитого руководителя – Георгия Александровича Цыркова. Работал он здесь много-много лет, а потом до своего последнего дня частенько заглядывал в свой бывший кабинет к преемнику и ученику Волошину, так как после ухода на пенсию Георгий Александрович по просьбе министра остался советником – ведь у него поистине бесценный опыт, огромные связи и непререкаемый авторитет.
Мне посчастливилось взять первое и единственное интервью у Георгия Александровича Цыркова.
В канун гашения газового фонтана в Урта-Булаке министр Средмаша Ефим Павлович Славский разрешил мне, тогда корреспонденту «Комсомольской правды», участвовать в этом эксперименте.
«А сейчас я познакомлю тебя, – сказал он, – с нашим главным „издельщиком“, присмотрись к нему – для журналиста это кладезь! Он все знает об оружии, но что-либо говорить о нем не будет… Имей в виду, что разрешаю все, кроме „изделия“ – к нему ты подходить и близко не имеешь права… Впрочем, не беспокойся: тебя и не подпустят…» – Ефим Павлович рассмеялся, видимо, весьма довольный своей шуткой.
Через несколько минут мы познакомились с Георгием Александровичем Цырковым, начальником самого «секретного» главка министерства. Так уж случилось, у нас сложились добрые отношения. Честно говоря, несколько раз я пытался завязать разговор об оружии, но Георгий Александрович всегда говорил «нет», и его можно было понять, так как его оценки тех или иных ученых и конструкторов, событий, успехов и неудач не могли быть «сугубо личными» – слишком высокую должность он занимал в той «атомной пирамиде», которая сложилась не только в нашей стране, но и в мире. Нести ответственность за программу ядерного вооружения – это слишком тяжкая нагрузка, и ему всегда следует быть осмотрительным: все-таки люди есть люди, а слово начальника главка слишком уж весомо…
