– Евгений Гордеевич, вы известный в стране ученый и одновременно заместитель директора. Будем говорить с вами как с ученым или как с администратором?
– К счастью, то и другое в моей должности сливается воедино.
– В таком случае постараемся понять, что же происходит… Есть такое неприятное понятие – «ядерная помойка Урала». Отбросим эмоции, обратимся только к фактам. Что имеется в виду, когда так говорят о комбинате?
– Мы первое предприятие атомной промышленности, и поэтому нам достались все «болячки» прошлого. Прежде всего, это сброс радиоактивных отходов в гидросистему Урала через реку Теча. Здесь работали очень мощные реакторы, и часть отходов сбрасывалась в водоемы. Второе – озеро Карачай, куда сбрасывались отходы радиохимических производств. И, наконец, третье – авария 57-го года и последующий ветровой перенос активности… Мы в основном занимаемся сегодня подземными водами и гидросферой. Что касается ветровых переносов, то тут опасность меньшая, так как площадка комбината была выбрана очень хорошо, и роза ветров не направлена ни на один крупный населенный пункт. А вот по гидросфере и подземным водам ситуация, к сожалению, очень сложная, так как наши реки и озера связаны практически со всей системой водоснабжения Южного Урала и в конце концов «дотягиваются» до Северного Ледовитого океана.
– Правда ли был документ, подписанный именитыми учеными, о безопасности сброса отходов в реку Теча? Мне рассказывали, что такая комиссия была создана по указанию Берии, и он демонстрировал сей документ?
– Я слышал об этом, но сомневаюсь, что такое было… Никаких заключений крупных ученых я не видел, а вот некоторые документы тех лет мне попадались. Ясно, что оценки и прогнозы специалистов были весьма осторожные, многое неясно, а потому никто никаких гарантий не давал. На первом этапе большинство все-таки думало, что радиоактивность «размешается», разнесется на большие расстояния, разбавится в океане. Так бы и случилось, если бы не было разделения между жидкой и твердой фазами… Механика проста: сброшены радионуклиды, часть из них ушла с водой и «разбавилась», а вот другие осели неподалеку. И они начинают «работать» – накапливаться, активно влиять на природную среду. Чтобы как-то с ними бороться, пришлось создать систему водоемов. И практически вся активность – порядка 90 процентов по стронцию и цезию – сосредоточена в каскаде водоемов.
– Сколько их у вас?
– Всего у нас восемь промышленных водоемов. Основная «болевая точка» – это третий, четвертый и десятый… Два водоема с отходами средней активности, и известный из них – Карачай… Но, конечно, у всех на устах каскад водоемов по реке Теча: они настолько велики, что практически сток по реке прекращен.
– Обычно сравнивают с Чернобылем, мол, столько-то «Чернобылей» находится в тех водоемах, что окружают Озерск…
– Это неверно. В какой-то степени можно сравнивать катастрофу 1957 года и Чернобыльскую, но и то чисто условно… На первом этапе основная составляющая была связана с внешним облучением, а затем начались чисто биологические особенности, в частности изменения в пищевых цепочках. В Чернобыле же ситуация иная, более сложная, так как был весь спектр излучений. Так что подобные сравнения некорректны, особенно в среде специалистов.
– В чем все же главные отличия?
– Чернобыль – это внешнее облучение, цезиевые пятна, есть и стронций, но его сравнительно немного. У нас же в основном стронций, и проблемы гораздо лучше изучены, чем в чернобыльском варианте. У нас уже в 61-м году 80 процентов пораженных земель были предоставлены для пользования, то есть с соблюдением определенных агротехнических приемов эти земли использовались для сельского хозяйства.
– То есть стронций при аварии 57-го года «добавился» к тому стронцию, который распространялся по планете от воздушных ядерных испытаний, не так ли?
– Да. А в Чернобыле появились те изотопы, которых раньше не было. Весь спектр осколков оказался в природной среде…
– И все-таки для более ясного понимания попытаемся выразить активность, лежащую в Карачае, в озерах и водоемах в «чернобылях».
– В водоемах лежит мало – приблизительно одна двухсотпятидесятая часть, в Карачае – около двух с половиной «чернобылей»… Но главное не в том, сколько, главное в том, как это будет влиять на природу, на людей… И что мы делаем, чтобы локализовать это влияние… Давайте сразу четко определим несколько понятий. Во-первых, Карачай – это военный объект. В нем 120 миллионов кюри долгоживущих осколков. Я об этом говорю не случайно, в озере идет, конечно же, процесс «самоочищения» – изотопы распадаются, однако для Карачая он очень медленный, и поэтому мы просто обязаны им заниматься. Первое время при производстве получались высоко засоленные растворы, и они находятся внизу озера. Затем технология изменилась, и состав растворов тоже… Таким образом, среда в Карачае – это «слоеный пирог»… И он лежит в озере в виде соляного купола!..
– Своеобразная радиоактивная гора под землей, точнее – под водой?
– Да. И мы продолжаем подпитывать водоем чистой водой…
– Зачем?
– Чтобы не оголились берега, иначе может быть ветровой перенос активности. А это катастрофа… Мы ведь и засыпаем Карачай для того, чтобы с поверхности не было «срыва активности». Для ликвидации водоема нужно предусмотреть все тонкие процессы, более того, их нужно регулировать таким образом, чтобы не допустить распространения активности. Необходимо закрепить радионуклиды на основных породах, но это весьма непросто, так как их состав весьма разнообразный. Причем обязательно следует учитывать их химические особенности, а это уже целая наука… И, наконец, очень сложная гидрогеология – мы находимся на своеобразной возвышенности и, по сути, оказываем влияние не только на ближайшие районы, но и практически на весь Южный Урал.
– Значит, были неожиданности?
– К сожалению. Очень трудно было предугадать поведение всех компонентов среды, участвующих в этом необычном и непривычном эксперименте. К примеру, попытались мы закрыть водоем: начали отсыпать грунт, и вскоре выяснилось, что те самые илы, которые мы хотели бы «связать» на дне, начали подниматься, то есть активность вышла на поверхность… Этого ни в коем случае нельзя было допустить, и пришлось придумывать специальную конструкцию, которая удерживала бы илы на месте. Теперь сначала мы опускаем в воду специальные бетонные блоки, а затем уже ведем отсыпку, и этот метод сразу же показал, что он весьма эффективен. Поначалу мы не работали зимой, так как не было четкого представления, будут ли вытесняться те же самые илы или нет. И вновь была разработана весьма оригинальная методика, которая позволяет нам сейчас работать круглый год. Правда, зимой нужно работать очень аккуратно, чтобы сильно не ломать лед, а вести наступление на Карачай фронтально, не торопясь.
– Конечная идея?
– Она похожа на создание мощного «слоеного пирога», где будет собрана вся активность. Сейчас идет отсыпка скального грунта, далее перекрытие щебенкой, чтобы убрать капиллярный подъем, потом гидроизоляция и почвенный слой.
