– Так будет реализована заманчивая идея о «зеленой лужайке»?
– Сейчас в здании, что находится рядом с Карачаем, приходится защищать окна свинцовыми пластинами – столь высокий уровень радиации; теперь уровни вполне допустимые – в трехстах метрах от Карачая норма «рабочая».
– Что будет дальше?
– Исключить подпитку Карачая из гидросистемы, и, по сути, будет создано гигантское хранилище радиоактивных отходов… Есть хорошая фраза: «Ничего в природе не надо менять кардинально!» Это имеет прямое отношение к Карачаю. Так уж случилось, что водоем превратился в хранилище вредных отходов, и у него есть свои достоинства и свои недостатки. Вот эти самые «недостатки» нам и нужно «прижать». Те же самые водоразделы – их нужно изменить, чтобы не допускать воду в озеро… Ну а достоинства? Это прежде всего то, что направление миграции идет на север, где уже есть загрязненные водоемы. Значит, они нас подстраховывают… Рано или поздно мы будем заниматься их восстановлением, а следовательно, и будет идти очистка тех вод, которые будут идти от Карачая. В общем, это еще одна система защиты.
– Вы сегодня можете дать какие-то гарантии?
– Могу сказать, что в ближайшие полвека Карачай не доставит особых хлопот людям. А потом, конечно, им придется заниматься, то есть «убирать» разные его «составляющие» – ведь это 20 миллионов кюри, и в озере есть все – от америция до стронция. И за Карачаем придется следить постоянно, и не одну сотню лет…
– Это автоматически подтверждает одну простую мысль: «Маяку» суждено теперь жить сотни лет?
– Безусловно.
– И главная причина – Карачай?
– Одна из трех. Вторая – каскад водоемов по реке Теча. Третья – отходы, накопленные при производстве оборонного заказа, то есть при производстве оружия. Каскад водоемов для меня сегодня – основная головная боль. Напор есть, идет постоянная фильтрация через дно и тело плотин, вынос активности весьма значителен, а потому мы не можем стабилизировать радиационную обстановку в районе реки Теча. Идет вымывание активности, а комбинат подпитывает водоемы нуклидами. И процесс сегодня можно прогнозировать лишь в одну сторону – в сторону ухудшения. Значит, единственное, что мы можем сделать, – это несколько снизить уровень водоемов, но это не решает проблему, так как там в основном долгоживущие изотопы. В общем, эту массу, находящуюся в водоемах, необходимо перерабатывать – ведь, как известно, стронций очень хорошо переходит в водную фазу. Надо «перелопачивать» водоемы, из всего объема воды извлекать стронций, но это возможно только методом выпарки… Вам будут говорить, что созданы специальные смолы, но вы не верьте особенно, потому что они могут «работать» только с небольшими объемами воды. Надо строить атомную станцию, потому что для выпаривания нужна энергия, причем дешевая… Не будет АЭС – значит, останется только рассчитывать на бога или ждать, когда водохранилище неожиданно переполнится, вода перельется через край, то есть создастся аварийная обстановка. И тогда, убежден, деньги сразу же найдутся и «ударными темпами» атомная станция начнет строиться.
– И третья проблема – оружие?
– Да, это жидкие отходы. Они находятся в «банках»… Авария 1957 года произошла с одной из таких «банок», в которых находились азотнокислые отходы. Это очень агрессивная среда. Мы не можем подать отходы в существующую печь по очень простой причине: она моментально выйдет из строя из-за очень сильной коррозии. А перерабатывать надо. У нас есть философия «замкнутого цикла», она и родилась на «Маяке». Суть ее такова: есть возможность выделять стронций и цезий, другие осколочные элементы, переводить их в состояние «средней» активности и потом уже отправлять на остекловывание. В общем, есть у нас такая установка… Она пока опытная, проведены лишь первые исследования… Если удастся нам ее запустить по-настоящему, то проблема и этих отходов будет решена.
Заряд для бомбы
Сталин уже знал, какой должна быть сделана бомба. Ему об этом довольно подробно рассказал Курчатов.
В центре – шар из плутония. В него вставляется нейтронный источник. Шар окольцован отражателями нейтронов, которые сделаны из металлического урана. Затем слой алюминия, к которому примыкают 32 пирамидальные отливки из смеси тротила с гексогеном. В каждой из них – детонатор.
Взрыватели должны сработать одновременно. В этом случае плутониевый шар сожмется, плотность его «перейдет» критическую черту, и начнется цепная реакция – взрыв.
Самая большая опасность (а следовательно, главные трудности для конструкторов и испытателей) – это неравномерность обжатия шара. В этом случае он просто расколется, и взрыва не произойдет.
В Арзамасе-16 взрывы слышались столь часто, что уже через пару дней новички переставали их замечать. Тысячи и тысячи экспериментов прошли на взрывных площадках КБ-11, прежде чем имитатор плутониевого шара оставался после срабатывания 32 взрывателей таким же идеально ровным, как и до начала опыта. Он только чуть-чуть уменьшался в размерах, но именно это и нужно было испытателям.
Курчатов констатировал: «В КБ-11 было сделано много опытных взрывов на моделях и показано, что, подобрав надлежащим образом комбинацию тротила с гексогеном, а также конфигурацию и строение пирамидальных отливок, можно избежать расколов центрального металлического шара».
КБ-11, возглавляемое научным руководителем и главным конструктором Ю. Б. Харитоном, готово было начать эксперименты с плутониевым шаром, но в распоряжении И. В. Курчатова было пока всего несколько граммов этого материала. И уже первые эксперименты с ним показали, что «характер» у плутония весьма необычный и капризный.
«Плутоний сам по себе не обладает большой радиоактивностью, но очень ядовит, – пишет И. В. Курчатов. – Попадание в тело человека одной лишь миллионной доли грамма плутония может привести к смертельным заболеваниям. Все проектные решения должны поэтому предусматривать особую защиту и особое оформление всей химической аппаратуры».
Беспокоило ученого и получение сверхчистого металлического плутония. Ведь даже ничтожное его загрязнение различными примесями («стотысячные доли процента»!) может привести к тому, что при обжатии цепная реакция не начнется…
Но тем не менее Курчатов был уверен, что все проблемы, сколь бы сложны они ни были, будут преодолены. Ему было абсолютно ясно, как именно будет работать комбинат № 817:
«Рассмотрим теперь работу комбината по движению урана и плутония.
Первоначально в котел закладывается 150 тонн металлического урана, и в течение первых двух месяцев выемка облученного урана не производится. Затем ежедневно выгружается тонна облученного урана и вместо выгружаемого закладывается тонна свежего металлического урана.
Химический цех будет перерабатывать в день тонну металлического урана, выделив урановые соли, из которых после 200-дневного хранения будет вновь выплавляться металлический уран для закладки в котел, и выдавать металлургическому заводу „В“ 250 граммов смесей, содержащих 100 граммов плутония. Окончательной продукцией комбината будет металлический плутоний в количестве 100 граммов, выдаваемый металлургическим заводом „В“.
