Таким образом, к 25 августа на полигоне собрались все участники испытания и были сосредоточены все детали изделия с запасными частями и вся аппаратура, необходимая для испытаний».
Далее Кирилл Иванович подробно описывает всю «предстартовую подготовку» к взрыву. Никаких непредвиденных ситуаций не возникало – все операции были отшлифованы еще во время тренировок в КБ-11. Особенно тщательно была испытана автоматика – все данные взрыва надлежало зафиксировать, а потому системы управления подрывом изделия и приборами поля должны были работать как единый механизм. Ответственным за это опять-таки назначили Щелкина. И он вновь в полной мере проявил свою дотошность. Три дня шли непрерывные испытания. Наконец он дал добро.
27 августа сотрудникам КБ-11 был предоставлен день отдыха. Всем, кроме руководителей. Харитон, Зернов, Щелкин и Духов поздно ночью представили всю документацию по предстоящему испытанию Курчатову и Завенягину.
Курчатов подтвердил день и час взрыва – понедельник, 29 августа, 8 часов утра.
Щелкин пишет:
«В 8:00 27 августа начались работы по окончательному монтажу узлов боевого изделия в монтажной мастерской вблизи центральной башни.
Все исполнители получили строжайшее указание ни в какой степени не отклоняться от технических инструкций и графика работ.
Работа началась и проходила в спокойной обстановке. Многим исполнителям, как выяснилось позже, казалось, что идет не боевой опыт, а готовится повторение генерального контрольного опыта».
Напряжение нарастало:
«В 4 часа дня на центр был поставлен боевой заряд из Z и нейтронные запалы. Одновременно с этим прибыл усиленный наряд охраны».
Щелкин не подозревает, что за каждым его движением, за каждой операцией следят очень внимательные глаза. Харитон, отличающейся высочайшей требовательностью, не допускал ни малейшего отклонения от инструкций. Впрочем, ко всем, кто работал в этот день с изделием, у него было полное доверие.
Однако на заключительном этапе высшие руководители КБ-11 не могли не приехать на башню. Главные операции должны были провести именно они:
«В ночь на 29 августа тт. Харитон Ю. Б. и Духов Н. Л. с помощниками в присутствии тт. Курчатова И. В., Завенягина А. П., Александрова А. С., Зернова П. М. и других собрали боевой заряд из Z и нейтронный запал в поршне из А-9 и вставили главный узел в изделие…»
А-9 – условное наименование урана-238.
«…Эта ответственная операция прошла без осложнений. От 0 до 3 часов 29 августа Мальский А. Я. и Алферов В. И. с помощниками окончили монтаж изделия. Осталась заключительная стадия – подрыв».
Впрочем, Щелкин несколько поторопился с таким заключением. Еще предстояло поднять бомбу на башню, а это оказалось не столь простым делом, как могло показаться вначале. Из записки:
«К 4:00 на центр поля, к башне, после опечатывания системы автоматики и разъемов на подрывной линии прибыли подрывники тт. Щелкин К. И. и Матвеев С. Н. с партией взрывателей (капсюлей-детонаторов, вмонтированных в специальные корпуса) в маленьком чемодане.
Попросив разрешение у товарищей Берия Л. П. и Курчатова И. В. на подъем изделия на башню, т. Щелкин К. И. отдал распоряжение вывозить изделие из сборочной мастерской. Затем он расписался в получении изделия для дальнейших операций…
Сильные порывы ветра вызывали опасение за работу пассажирского лифта, надежно работавшего лишь при ветре до 6 м/с и иногда застревавшего в пути при более сильном ветре. Однако подъем людей прошел без осложнений.
Получив разрешение, т. Ломинский Г. П. при помощи техника Измайлова А. А. поднял грузовую кабину с изделием на верх башни. Вместе с изделием на лифте поднялся т. Зернов П. М.
На высоте клеть была закреплена той же группой, которая крепила изделие внизу…
Осмотр изделия, снаряжение его взрывателями, подключение к подрывной схеме и повторный осмотр заняли около часа и были окончены до 6:00. Во время этих операций т. Зернов П. М. сообщал по прямому проводу т. Курчатову И. В. о всех подробностях хода работ.
Последний осмотр изделия и всей аппаратуры проводил вместе с Щелкиным К. И. т. Завенягин А. П. Никаких дефектов обнаружено не было.
Спускаться вниз решили по лестнице во избежание неприятностей с пассажирским лифтом. Замыкающими были тт. Завенягин А. П. и Щелкин К. И., опломбировавший вход в башню.
Только после спуска участники операции обнаружили резкое ухудшение погоды. Низко над полем проносились рваные облака, затянувшие все небо. Накрапывал дождь. Резкие порывы ветра на глазах у находившихся на поле сорвали два привязных аэростата, поднятых для воздушных наблюдений…»
В 6:18 Щелкин прибыл на командный пункт. Он доложил Берии и Курчатову о полной готовности к взрыву.
Однако погода ухудшалась.
Курчатов, Берия и Первухин вышли из командного пункта. Убедились, что никаких просветов в облаках нет.
Курчатов принимает решение о переносе времени «Ч» на час раньше.
Отсчет времени начался за 25 минут до взрыва.
За 12 минут до подрыва был включен автомат поля.
За 20 секунд пришел в движение последний и главный механизм автомата, включающий питание изделия…
Щелкин потом скажет коллегам, что эти секунды были самыми трудными в его жизни… Свое больное, взрывающееся от напряжения сердце он попытался заглушить глотком валокордина. Помогло или нет, он не помнит, потому что в 7:00 ослепительная вспышка озарила степь. А через 30 секунд ударная волна подошла к командному пункту…
«А был ли это атомный взрыв?»
Документы Атомного проекта СССР открывают исследователю удивительный факт, в который очень трудно поверить: оказывается, Сталин встречался с учеными – участниками проекта всего лишь один раз! И случилось это 9 января 1947 года. Позже Берия предлагал провести аналогичные совещания и в 1948 году, и в 1949-м, но Сталин неизменно отказывался.
Почти нет документов, на которых есть подпись Сталина. Особенно в «прологе к атомной бомбе», то есть до ее испытания 29 августа 1949 года. Позднее пометки на документах есть, хотя и их немного…
Однако Сталин был до деталей знаком с положением в Атомном проекте. Его лично информировал Берия, а также сохранилось множество документов, на которых значилось: «Сов. секретно. Только лично. Экз. единств.». Большинство из них ложились на стол вождю, и написаны они были от руки.
Кстати, в тех случаях, когда появлялась надпись «Экз. единств.», машинописного текста не существовало. Это были документы высшей государственной тайны, и об их существовании знали всего несколько человек, а подчас только двое.
«Только лично. Экз. единств.» – значит, никто, кроме Берии, не имел права знакомиться с ним. А уж тот решал: надо докладывать Сталину или нет. И почти всегда докладывал. На всякий случай…
