Решение задачи по сферически симметричному сжатию плутония до критической массы. Руководитель Кирилл Иванович Щелкин.
Определение критической массы плутония. Руководитель Георгий Николаевич Флеров.
Разработка нейтронного запала. Этой разработкой захотели заниматься все. Было предложено 20 вариантов. После экспериментальной проверки был выбран вариант, предложенный Харитоном и Щелкиным. Он и вошел в конструкцию… Не могу не отметить интересного совпадения. В этом устройстве использованы три великих открытия. В 1911 году открыто атомное ядро, в 1932 году открыт нейтрон, в 1938 году открыто деления атомного ядра урана нейтроном. В 1911 году родился Щелкин, в 1932 году Щелкин принял решение посвятить себя науке физике, в 1938 году, защитив кандидатскую диссертацию, Щелкин стал дипломированным ученым, готовым „включиться“ в атомную проблему…
Разработка конструкции узлов и атомной бомбы в целом. Руководители Николай Леонидович Духов и Владимир Иванович Алферов…
…Полную информацию о работе всех коллективов имели Щелкин и Харитон, которые и обеспечили выполнение задания Родины в кратчайшие сроки. Хотя Харитон и Щелкин работали „по всему диапазону проблем“, Юлий Борисович больше тяготел к теории, а Кирилл Иванович – к эксперименту».
Теперь понятно, почему Щелкин последним покидал вышку, на которой была установлена первая атомная бомба.
Характер у Щелкина был крутой, а потому Лаврентию Берии с ним было нелегко. Конечно, всемогущий министр знал о каждом шаге Кирилла Ивановича. В Арзамасе-16 у него были осведомители, которые напрямую докладывали «шефу» обо всем. Причем делали это гораздо быстрее, чем службы самого КБ-11. Бывало, что Берия звонил о каком-то происшествии, случившем в КБ, директору П. М. Зернову раньше, чем он о нем узнавал от своих подчиненных. Ну а Щелкин это «всевидящее око Берии» почувствовал на себе, когда однажды вернулся из командировки и ехал домой на троллейбусе. Случилась авария, Кирилл Иванович получил множество ушибов. Берия сразу же узнал о случившемся и приказал, чтобы отныне Щелкина возил на машине лично один из его заместителей. Некоторое время на вокзале Щелкина встречал сам Кобулов – «правая рука» Берии.
Шеф Атомного проекта относился Щелкину с великим уважением. В частности, и за то, что Кирилл Иванович в глаза говорил, что думал, и всегда защищал своих сотрудников.
Два полковника МГБ охраняли Щелкина днем и ночью…
Казалось бы, великое доверие оказано было тем, кто создавал ядерное оружие. Но тем не менее у каждого был «дублер». Это на тот случай, если испытания первой атомной бомбы оказались бы неудачными. Судьба руководителей КБ-11, и в первую очередь Харитона и Щелкина, наверняка оказалась бы трагичной.
Кстати, «дублер» Щелкина приехал на полигон в августе 1949 года. Во время испытаний он был не нужен, а потому Щелкин распорядился отправить «дублера» назад в Арзамас-16. Кириллу Ивановичу намекнули, что так распорядился сам Берия. Но Щелкин был непреклонен: «лишние люди здесь не нужны!» Его приказы во время испытаний все обязаны были выполнять немедленно.
Зернов, Щелкин, два фотографа и дозиметрист на легковой открытой машине поехали в эпицентр взрыва. Им нужно было подготовить подробный отчет, а потому они должны были увидеть все собственными глазами.
«После душа все сели за обильно уставленный едой стол, – рассказывал много лет спустя сыну Кирилл Иванович. – Перед каждым стояла бутылка водки. Задача одна – выпить как можно больше. Врач следил за теми, кто мало пил, и подливал. Водкой пытались снизить самую большую опасность пребывания людей в зараженной местности. Участники „поездки“ знали обо всех опасностях, подстерегавших их, и постарались их избежать».
Но радиация все-таки настигла практически всех, кто слишком тесно был связан с оружием. И. В. Курчатов, П. М. Зернов, К. И. Щелкин и многие другие ушли из жизни, хотя им не было и 60 лет…
За создание первой атомной бомбы К. И. Щелкин был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Это случилось в 1949 году. В 1951-м и 1953 годах ему еще дважды даются Звезды Героя. В 1953 году он избирается членом-корреспондентом Академии наук. Через два года он становится научным руководителем и главным конструктором второго ядерного центра, который создается на Урале. В 1958 году за создание новейших образцов термоядерного оружия ему присуждается Ленинская премия. Казалось бы, жизнь складывается прекрасно… Но между руководством страны и некоторыми ядерщиками возникает конфликт. К сожалению, о нем почти ничего не известно. И сегодня государственные архивы тщательно хранят его детали. Тем более что главные фигуры в этом противостоянии – Игорь Васильевич Курчатов и Кирилл Иванович Щелкин с одной стороны, а с другой – Никита Сергеевич Хрущев.
Первым масштабы ядерного безумия, захватившего США и СССР, понял и оценил Игорь Васильевич Курчатов. Он был потрясен последствиями взрыва водородной бомбы. Они, физики, выпустили на волю ядерного дьявола, и Курчатов почувствовал, насколько опасно это для цивилизации. Он последовательно и настойчиво говорил о ядерном разоружении. Он выступал против новых испытаний, доказывал, что создавать супербомбы нет необходимости. Его активно поддерживал Щелкин. В Челябинске-70 он ориентировал всех на создание миниатюрного и компактного ядерного оружия. Именно таким оно поможет сдерживать любого агрессора, да и не потребует огромных средств.
Но Хрущев хотел показать американцам «кузькину мать», и среди сторонников этого было немало выдающихся физиков. В том числе и А. Д. Сахаров. По его мнению, создание сверхбомбы поможет политикам понять гибельность атомной гонки. Частично размышления Андрея Дмитриевича оказались верными: после большого взрыва на Новой Земле было подписано соглашение о запрещении испытаний в атмосфере, на воде и под водой. Однако ядерная гонка не прекратилась: она ушла «под землю»… Так что в конце концов правыми оказались Курчатов и Щелкин. Оба они «впали в немилость» у Хрущева.
Больной Курчатов полетел в Крым, где отдыхал Хрущев, чтобы доказать: нельзя продолжать ядерную гонку, оружия вполне достаточно для обороны страны, необходимо силы физиков переключить на решение других, гражданских проблем. Однако Никите Сергеевичу казалось, что его авторитет в мире повысится только в том случае, если военная мощь страны будет возрастать. Согласиться с Курчатовым он не мог, тем более что вокруг него слишком много было «ястребов». Именно ядерная и ракетная программы загоняли экономику в тупик, но пока этого не было видно. Триумф в космосе кружил голову, и не только Хрущеву.
Он уже не воспринимал разумные возражения ученых. И одним из первых это ощутил на себе Щелкин.
Его утверждали научным руководителем и главным конструктором будущего ядерного центра на Урале на заседании Совета министров СССР. Н. С. Хрущев сказал, что недавно говорил с первым секретарем Челябинского обкома и обо всем договорился. Мол, ядерному центру выделяют новый цех большого завода и квартиры для сотрудников в новых кварталах города. Никита Сергеевич был доволен собой: он уже обо всем позаботился, да и средства будут сэкономлены. И каково же было его удивление, когда только что назначенный Щелкин резко возразил: если такое предложение пройдет, то он просит освободить его от должности немедленно! Хрущев вскипел, обругал министра Славского за «плохие кадры, которые считают себя умнее всех», и ушел с заседания. Вместо себя он оставил А. И. Микояна, бросив ему всего лишь одну фразу: «Дай ему все, что он просит, через год я поеду на Урал, специально заеду на объект, и тогда он мне ответит за срыв специального правительственного задания».
