20 февраля 1956 года первое испытание ракеты с ядерной боеголовкой прошло успешно. В то время И. В. Курчатов приболел – сказывалась лучевая болезнь, которую он заработал во время пуска первого промышленного реактора и завода по получению плутония на «Маяке». Однако как только он оказался в своем «домике лесника», тут же пригласил к себе Королева и Келдыша.
Знаменитое «Славно сидим!..» прозвучало и на этот раз. К счастью, «секретарю» (то есть личному телохранителю Курчатова) удалось сделать несколько снимков. Многие годы они хранились под грифом «совершенно секретно», а сейчас их можно увидеть в Мемориальном музее М. В. Келдыша. Правда, доступа для всех туда по-прежнему нет…
Лодки, ледоколы и море
Мне кажется, что он всегда мечтал о море, о неведомых землях, о путешествиях.
Знаю точно: море он любил!
Может быть, это началось с первых дней войны, когда судьба свела его с Военно-морским флотом. Александров возглавил группу ученых физтеха, которые защищали корабли от магнитных мин. И тысячи спасенных жизней стали итогом этой работы. Он гордился ею всю жизнь и, наверное, первую свою Звезду Героя должен был получить именно за размагничивание кораблей. Но она была дана ему за Атомный проект.
В 1952 году А. П. Александров лежал в больнице. Однажды к нему приехал Курчатов. Он сказал, что пришло время заняться атомной подводной лодкой.
«Наутилус» уже ходил по океану. Американцы весьма активно рекламировали его, выбивая у конгресса и правительства деньги на новые субмарины.
Нам вновь предстояло догонять их…
Из воспоминаний А. П. Александрова:
«Было разработано очень много разных вариантов. И было важно определиться, какой из них следует пускать. Поначалу был принят вариант Лейпунского, реактор с окисью бериллия, как главный. А мы вели разработку запасного варианта. Но потом, когда стали уже производить всякие экспериментальные работы в обосновании этих реакторов, то оказалось, что наш реактор обоснован лучше всех и представляет наименьшие трудности для промышленного изготовления… Когда мы строили первую лодку, то мне был задан вопрос – как я считаю, можно ли переходить к строительству серии. Я сказал так: „Надо иметь в виду, что никакого опыта по работе установки нет. В ней что-то окажется плохим, и придется это заменить. Но я убежден в том, что основа вся останется. И поэтому я считаю, что нет риска строить серию“. И стали строить серию. У нас на следующий год после спуска первой лодки было уже четыре лодки… Мы делали совершенно небывалую вещь. Тогда на лодках был постоянный ток, мы делали специальные турбогенераторы постоянного тока очень большой мощности. В общем, это была совершенно невероятная работа. Она была организована так. За нашим институтом было научное руководство. И все теплофизические и нейтронные расчеты. И вопросы управляемости самого реактора и так далее, это все было за нами. Конструкторскую работу выполнял доллежалевский институт. У меня тогда эти ребята начали работать, которые создали это направление. Они отлично там все потрудились… И в ледоколе „Ленин“ было так же сделано. Это было совершенно новое решение…»
В середине 50-х годов стало ясно, что принципиальные проблемы создания атомного и термоядерного оружия решены, а потому часть научных сил можно было «перебросить» на новые направления использования атомной энергии. Это было время, когда рождались фантастические проекты! После пуска первых атомных подводных лодок и ледокола «Ленин» было решено поставить реактор на самолет, на ракету, использовать в атомной энергетике.
Вскоре появляется реактор для самолета. Но использовать его нельзя, так как он слишком опасен в случае аварии. А самолеты, к сожалению, регулярно падали…
Появилось несколько «ракетных ядерных установок», некоторые из них успешно работали в космосе. По мнению ученых, такие «ракетные реакторы» появились слишком рано – техника, в том числе и ракетная, еще не была готова к эффективному их использованию. Очевидно, этому направлению суждено развиваться лишь во второй половине XXI века. Подождем…
И наконец, атомная энергетика. И в этой области Анатолий Петрович был научным руководителем. Именно атомной энергетике суждено было теперь захватить лидерство. Но это уже другая история, выходящая за рамки Атомного проекта СССР. Точнее – другая ее часть…
Откровенный разговор с Л. Д. Рябевым.
Председателем редакционной коллегии, которая осуществляла подготовку к публикации документов и материалов Атомного проекта СССР, стал Лев Дмитриевич Рябев.
Это имя многое говорит тем, кто хоть однажды прикасался к атомной проблеме, кто хотя бы чуть-чуть знает о нашей «оборонке». Именно с Львом Дмитриевичем связано все лучшее, что есть в этой области, так как на протяжении нескольких десятилетий он был в центре событий.
Теперь понятно, почему я решил именно с ним вместе завершить публикацию книги.
«Отражение в чашечке цветка» – так говорили мудрецы, если были убеждены, что судьба человека отражает то время, в котором он живет. Льву Дмитриевичу Рябеву пришлось в полной мере испытать превратности нашего времени, но всегда он оставался самим собой.
Не люблю разговаривать в служебных кабинетах! Давят на тебя и твоего собеседника стены, телефоны, кресла, и практически никогда не удается избежать «официоза» – и именно в таком стиле хочется спрашивать, ну а отвечать тем более… Да и телефонные звонки (хотя секретарь и предупреждена, что соединять не надо!) обязательно прорываются, потому что они «сверхсрочные», или трещит «кремлевка», и некоторым посетителям удается прорваться сквозь приемную, потому что у них есть право проходить всегда и везде (такие люди есть в любом ведомстве, вне зависимости от их положения и должности), – в общем, не припомню, чтобы в служебном кабинете разговор получился откровенным и обстоятельным.
И еще «жучки»! Чем солидней кабинет, тем больше у меня уверенность, что оборудован он всевозможными подслушивающими устройствами. И это не «наваждение», не «психоз», – просто однажды я был страшно удивлен, когда узнал, что во многих кабинетах «Правды» и в ЦК КПСС стоят «жучки». Неужели надо подслушивать «самых верных» и «самых преданных»?! Оказалось, что надо… Многие из «несгибаемых коммунистов» и «истинных ленинцев» стали столь же «несгибаемыми» и «истинными» демократами, теперь проповедуя прямо противоположное тому, что утверждали ранее. И имя им легион. Исключений немного. А потому не могут не вызывать уважения те, кто остался верен себе и кто всегда служил Отчизне, народу, а не власти. Среди таких людей – Лев Дмитриевич Рябев. И, на мой взгляд, он пользуется великим уважением среди коллег и в отрасли как раз потому, что был и остается профессионалом. И в далеком прошлом, и сейчас.
Когда я произношу фамилию «Рябев», светлое и доброе чувство рождается в душе. Так случилось, что первое наше знакомство состоялось по телефону. Группа японских научных журналистов хотела посетить комбинат «Маяк» и зону аварии 1957 года на Южном Урале. Я взялся им помочь, но сразу же «застрял» во всевозможных согласованиях в разных «инстанциях» – ЦК, Средмаше, Совмине, министерстве иностранных дел и в КГБ. Никто из чиновников, даже очень высокого ранга, не брал на себя ответственность, и я не мог получить «добро». Первым, кто сразу же принял решение, был заместитель председателя Совета министров СССР Лев Дмитриевич Рябев. Он коротко сказал: «Я согласен», и многие двери сразу же открылись… Потом мы встречались довольно часто, но поговорить вольно, просто «по душам», как-то не складывалось. А Рябев постепенно возвращался к тому положению, которое он вправе занимать в отрасли, – главного советника. Официально такой должности нет, но тем не менее она существует! Атомщики это прекрасно знают…
