В общем, наконец-то вольная наша беседа с Львом Дмитриевичем Рябевым случилась. Разговор наш начался с атомной энергетики. Я спросил:
– Что же ожидает атомную энергетику в будущем?
– В XXI веке перспективы у атомной энергетики есть, и, вне всякого сомнения, есть решение тех технических проблем и трудностей, которые сегодня еще существуют у нее. И с другой стороны: не так уж велик выбор энергоисточников. Мы внимательно отслеживаем их развитие, и не только в атомной энергетике, но и в смежных сферах. Я имею в виду угольную промышленность, газ, солнечную энергетику и другие. Кстати, мы в Минатоме занимаемся особо чистыми материалами, а это и микроэлектроника, и солнечная энергетика. Это повышение кпд в тех новых системах, которые могут родиться. Но учитывая, что наша Россия лежит в северных регионах, то сказать о большом будущем солнечной энергетики у нас было бы слишком смело… Но с особо чистыми материалами мы предполагаем выходить на внешний рынок – это и Индия, и Индонезия, и Испания, к примеру, – а следовательно, этой областью энергетики надо заниматься.
– Таким образом, из всех вариантов в числе наивыгоднейших атомная энергетика?
– Одна из ведущих… Но «за место под солнцем» нужно бороться, и прежде всего с помощью науки. Мы частенько «рвем на себе рубашку» и кричим, что мир без нас не обойдется! Но это путь неплодотворный, необходимо постоянно сопоставлять разные виды получения энергии и доказывать, что мы можем получать электроэнергию и эффективней, и безопасней, и сохраняя природную среду. А перспективы были определены еще несколько десятилетий назад, когда было доказано, что ядерный энергоисточник в миллионы раз мощнее органического… Но, как в любом деле, решая положительно одни проблемы, тут же получаешь иные, уже неблагоприятные. Появляется отрицательная составляющая, и ее нужно нейтрализовать… Пока все экспертные оценки свидетельствуют, что и в XXI веке, и дальше человечество будет использовать атомную энергетику.
– И в России?
– Как ни странно, но и в России!
– Почему «странно»?
– 35 процентов мировых запасов газа, около 30 процентов мировых запасов угля, крупные запасы нефти, а доля населения всего 2,5 процента, – зачем же России атомная энергетика? И это вполне разумный вопрос, на который нужно давать убедительный ответ. Наш анализ показывает следующее: к сожалению, все эти богатства органического топлива расположены в очень удаленных и тяжелых регионах, в частности, на севере Тюменской области, в других регионах вблизи Полярного круга. И добывать там органическое топливо очень тяжело, и не исключено, что когда мы пойдем на полуостров Ямал, то издержки добычи возрастут раза в два – два с половиной, а возможно, и больше. Плюс к этому протяженные транспортные магистрали, что требует огромных затрат. Задумываясь о будущем России, мы должны учитывать, что, имея большие запасы топлива, издержки на добычу его и транспортировку могут быть настолько значительными, что экономике они будут не под силу… И с такой необычной ситуацией мы можем столкнуться. Это одна сторона проблемы. При этом я еще не затрагиваю экологию. А другая – в существовании инфраструктуры, которая является базой для атомной энергетики. В первую очередь эта промышленность создавалась для военных целей, однако «военный атом» может плавно переходить в «мирный». Конечно, если бы мы вообще не занимались атомной промышленностью, не бросили на это материальные и интеллектуальные ресурсы, то мы могли бы сейчас искать иные пути развития энергетики. Но инфраструктура существует, а следовательно, ее надо рационально использовать.
– Что вы имеете в виду под «другими путями»?
– В любом случае, рано или поздно мы пришли бы к атомной энергетике… Я имею в виду, что в стране на душу населения органического топлива на порядок больше, чем в мире, да и используем мы то, что добываем, очень нерационально, раза в два-три менее эффективно, чем на Западе. Так что резервы для развития были, возможно, на несколько десятилетий. Однако «атомный источник энергии» в любом случае не остался бы вне поля зрения науки и специалистов. Но история распорядилась иначе…
– Вы стояли у истоков рождения атомной промышленности. С вашей точки зрения – были ли сделаны какие-то крупные ошибки в ее становлении?
– Вы имеете в виду и военные цели?
– Да.
– К сожалению, наряду с крупными достижениями и открытиями были и неверные шаги. В частности, были не очень ясные решения при получении плутония для первой бомбы. Это в районе Челябинска-40. Что-то давило на руководство – сроки, обстоятельства, ситуация в мире, но организовать сброс в реку радиоактивных отходов – это огромная ошибка! Я пытался понять, чисто психологически: ну чем вызван такой шаг? Все-таки во главе проекта стояли крупные ученые, они прекрасно понимали всю опасность такого сброса отходов, последствия этого… Но такой шаг был все-таки сделан!
– Надеялись, что произойдет разбавление и осаждаться активность не будет…
– Наука и существует для того, чтобы грамотно оценивать последствия любых решений!.. Или еще одна крупная ошибка, та, что привела к Чернобылю…
– Все-таки закончим с Челябинском-40… Может быть, существовало наплевательское (извините за грубое выражение) отношение к людям?!
– Я не сказал бы «наплевательское», но понять до конца не могу: почему же все-таки такое решение было принято… Мысленно ставлю себя на их место, но понять трудно… Видно, было нечто, что сыграло главную роль…
– Тень Сталина и рука Берии…
– Возможно… Что-то сильно давило… В любом случае это крупная ошибка, и она будет ощущаться еще в течение многих десятилетий… Заодно уж скажу, что и в Америке не избежали такой же ошибки. Мы изучаем сейчас разные источники – постепенно материалы рассекречиваются, – и у них не обошлось без крупного загрязнения природной среды. Но от этого нам не легче… Так что некоторое пренебрежение опасностью на первом этапе атомного проекта было. Как-то разбирал отчеты в Арзамасе-16 и наткнулся на один документ, где значилось, что проводились и там эксперименты с плутонием. Причем открытый взрывной эксперимент. Правда, плутония было немного… Но тем не менее подобное недопустимо! Хорошо, что вовремя спохватились, соответствующие измерения провели, и других экспериментов такого рода уже не было. Однако факт остается фактом…
– А Чернобыль?
– Существует один момент с Чернобылем, который мне непонятен… Кстати, в выходные дни просматривал литературу о Чернобыле и там встретил вашу книгу «Зарево над Припятью», которая вышла сразу же после аварии. И в ней есть интервью с академиком Доллежалем, главным конструктором реактора. Естественно, мне часто приходилось с ним беседовать до Чернобыля, во время Чернобыля, после Чернобыля. При всем моем преклонении перед Николаем Антоновичем, я так и не смог добиться ответа на вопрос: что же произошло с реактором? Мне кажется, он и сам это не до конца понял… Много на эту тему мне пришлось говорить и с Анатолием Петровичем Александровым… И он тоже не смог до конца прояснить причины трагических просчетов науки и конструкторов. Да и сейчас есть неясности… Недавно я получил отчет из института с анализом всех работ, проведенных после аварии, и опять некоторый крен делается на ошибки персонала. Да, это все верно… Но мне вспоминается беседа с Зайковым – был такой секретарь ЦК. Он был далек от атомных дел, но сказал тогда абсолютно правильную фразу: «Но все-таки реактор не должен был взрываться!» Это – основа… Было много комиссий разного уровня, и все они пришли к выводу, что есть у реактора недостатки, однако конструкторы не смогли «перешагнуть» через собственные представления, и это в «чернобыльской истории» существует, такое надо учитывать… Работа на реакторе базировалась на строгой дисциплине, на ответственности, на инструкциях. Это был опыт Средмаша, и он был передан в другое ведомство, а там он не был воспринят в полной мере…
