Как-то, сидя у А. П. дома, я рассказал ему о встречах с Н. В. Рилем и узнал, что дом, в котором жил Анатолий Петрович, как раз и был подарен в свое время Н. В. Рилю, и А. П. хорошо его знал. Я спросил Анатолия Петровича о том, был ли профессор Риль пленным или приехал добровольно. Анатолий Петрович медленно произнес: „Конечно, он был пленным“, подумал и негромко добавил: „Но он был свободным, а мы были пленными“».
Парадоксальность всегда была присуща Александрову. А разве без этого можно стать крупным ученым?!
Первые тропинки на Запад
Все годы войны ученые практически не контактировали со своими коллегами на Западе. А те встречи, которые удавалось организовать, всегда проходили под контролем НКВД, что в условиях военного времени было понятным и объяснимым.
Однако руководители страны и сам Сталин понимали, что изоляция науки и ученых нанесет только вред, а потому все годы войны – в том числе и самые тяжкие 42-й и 43-й – подписка на крупные научные журналы Америки и Англии проводилась, и они поступали из-за океана (издание большинства из них осуществлялось там) столь же регулярно, как танки и самолеты.
Но личных контактов между учеными было явно недостаточно.
Берия в апреле 1945 года нашел «нетрадиционный выход». В своем письме на имя Г. М. Маленкова (тот возглавлял Особый комитет ГКО) он сообщает о необходимости командировать в Германию ряд сотрудников Лаборатории № 2: мол, это необходимо для отбора лабораторного оборудования и осмотра научных учреждений.
Естественно, решение принимается моментально – ученым разрешается выезжать в Германию сроком на один месяц.
В документах Атомного проекта СССР сохранился список физиков Лаборатории № 2, которые побывали в Германии в 1945 году. Среди них А. И. Алиханов, Л. А. Арцимович, В. В. Гончаров, И. Н. Головин, И. К. Кикоин, Ю. Б. Харитон, Г. Н. Флеров, Я. Б. Зельдович и другие.
Позже многие из них вспоминали свою работу в Германии. Они считали, что для Атомного проекта такие командировки были чрезвычайно важны – они ускорили темпы работ.
Неизвестно, пытался ли Игорь Васильевич Курчатов выехать в Германию. Вероятнее всего, ему этого не разрешал сам Сталин.
Вскоре после победы в Германии побывал Лаврентий Павлович Берия. Вместе с Маленковым они посетили некоторые предприятия, оборудование которых шло в атомные лаборатории СССР. Рассказывают, что всемогущий маршал именно там однажды пошутил так: «К нам предъявляют претензии, что мы мало выпускаем ученых за границу. Это глупость! Когда требуется, то для них мы завоевываем целые страны, в которых наука и техника на очень высоком уровне. Пусть здесь работают!»
Как и было в таких случаях, окружающие угодливо смеялись – Лаврентий Павлович в кремлевских коридорах числился среди главных острословов.
Однако подобные шутки обходились ученым дорого…
Еще в апреле 45-го руководители Академии наук академик В. Л. Комаров и академик Н. Г. Бруевич обратились к Г. М. Маленкову с письмом, в котором они обосновывали необходимость командировать в США академиков А. И. Алиханяна и А. А. Лебедева, докторов наук Г. Д. Латышева, В. О. Векслера, Л. А. Арцимовича, В. Л. Левшина и О. А. Мельникова.
В письме АН СССР, в частности, говорилось:
«Нарушение связи с заграничными научными учреждениями, происшедшее еще в предвоенные годы и усилившееся в условиях войны, наносит большой ущерб развитию советской науки. В некоторых областях науки этот ущерб настолько велик и очевиден, что необходимо, не дожидаясь окончания войны, принять меры к восстановлению связи, в первую очередь, по следующим вопросам:
1. В области физики атомного ядра основным орудием исследования является циклотрон, дающий частицы с энергиями до 10 миллионов электрон-вольт. В США в последнее время закончен строительством 21-й такой циклотрон…
Многомиллионные средства и труды наших ученых были бы гораздо лучше использованы, если бы несколько наших физиков могли на месте ознакомиться с американским опытом и обсудить его особенности со специалистами.
В связи со строительством в СССР циклотронов необходимо поэтому командировать в США советских физиков для ознакомления с преимуществами и недостатками каждого из 21 циклотрона и приобретения отсутствующего у нас опыта работы на циклотроне…»
В письме АН СССР подробно обосновывалось, почему физикам нужно побывать в американских лабораториях. Не ведали президент Академии и академик-секретарь, что подробнейшая информация о циклотронах уже есть в СССР, так же как и материалы из лабораторий, с которыми американские ученые готовы ознакомить своих коллег из СССР.
Обычно бюрократическая машина работала очень четко: если уж письмо направлено в «инстанцию» (так называли всегда ЦК ВКП(б), а потом и ЦК КПСС), то ответ придет обязательно. Учет документов велся строго, каждое нарушение обязательно наказывалось. Но на этот раз ответа в Академию так и не поступило: письмо «затерялось». Спецслужбы теперь начали изымать все документы, которые в той или иной форме затрагивали Атомный проект или имели непосредственное отношение к его участникам. Почти все, кто упоминается в письме из Академии, работали «на Курчатова», а следовательно, только НКВД имел право обращаться с подобными просьбами к правительству и в ЦК партии. Впрочем, у куратора проекта – Л. П. Берии – было гораздо больше власти, чем у всего ЦК. По крайней мере, так считал он сам.
Пройдет еще немало лет, прежде чем прочные и доверительные контакты с американскими учеными будут установлены. Но это не коснется создателей ядерного оружия. И только в начале 90-х годов впервые встретятся те, кто создавал ядерные «изделия» в Лос-Аламосе и Арзамасе-16, Ливерморе и Челябинске-70. И на этих встречах ученые лишний раз убедятся, что они знают друг о друге гораздо больше, чем предполагали…
«Секретнее» не бывает…
Тотальная секретность, закрывающая весь Атомный проект СССР, становилась «еще тотальнее», когда речь заходила о ядерной взрывчатке – плутонии, уране-235 и других материалах. А именно их получал и создавал коллектив, возглавляемый академиком А. А. Бочваром.
Его сотрудники спорили, где делать ударение в его фамилии – на первом или последнем слоге. Спорили долго и безрезультатно. Обратились к самому Андрею Анатольевичу. Он сказал, что давно уже привык к двойному произношению, но правильней – второй вариант, так как его семья из южных славян. «Бочвар» по-русски «бондарь».
В судьбе очень многих ученых отец и сын Бочвары сыграли особую роль. С некоторыми они встречались в весьма необычных обстоятельствах. К примеру, в канун юбилея академика А. А. Бочвара – отмечалось столетие со дня его рождения – два сотрудника НИИ-9 А. Г. Семенов и Я. М. Стерлин рассказали:
«Смутно вспоминается 1930 год, год реорганизации Горной академии, от которой отпочковался Институт цветных металлов и золота. Это обстоятельство вызвало необходимость приема первых студентов в необычное время. Так в мае 1930 года мы стали студентами Цветметзолота.
