Однако вагоны выделялись, поезда шли точно по графику.
Кстати, и во всех аэропортах грузы и пассажиры «Базы № 5» занимали места в самолетах вне очереди.
Но все это не могло обеспечить пуск завода в нужные сроки…
Это ужасное и заветное слово «Пуск!»
Подчас иллюзии и миражи властвуют над нами.
Так, к примеру, случается на Байкале. Кажется, что другой берег рядом, только руку протяни, ан нет, оказывается, до него пятьдесят километров, а иллюзию близости создает чистый воздух да тончайшая гладь воды.
Немало иллюзий было и у участников Атомного проекта СССР. Казалось, успех рядом, совсем близко, даже понятно, почему они получат его вскоре, но жар-птица каждый раз упархивала, а потому реальность превращалась в мираж.
Создатели завода Д-1 постоянно оказывались во власти иллюзий и миражей, а потому к ним было приковано особое внимание всех, в том числе и самого Сталина.
Об этом свидетельствуют постановления Совета министров, которые он регулярно подписывал, каждый раз откладывая дату пуска завода.
Конечно же, делал он это с явным неудовольствием – создание атомной бомбы задерживалось и задерживалось, но иного выхода не было.
О неудовольствии вождя рассказал легендарный директор Горьковского машиностроительного завода А. С. Елян. Он однажды приехал к атомщикам, чтобы собственными глазами увидеть, что это за таинственный уран-235, который так и не удается получить на тех машинах, которые он делает.
Ему показали баночку, в которой находился какой-то невзрачный газ. Елян искренне удивился, спросил:
– И за это мне каждое утро от руководства страны крепко достается?
Ему в ответ:
– Все зависит от количества такого газа. Чем больше оборудования будет смонтировано и запущено в работу, тем быстрее выполним задание товарища Сталина.
Но сроки завода постоянно срывались, их следовало переносить – слишком уж много неприятностей встречалось на каждом этапе освоения новой технологии. И, казалось, им не будет конца.
Впрочем, дело было даже не в качестве оборудования, которое поступало на Урал. Если такое происходило, то меры принимались моментально. Причем меры решительные, чтобы впредь неповадно было никому выполнять поручения правительства халатно и недобросовестно.
К примеру, однажды на Мышегском заводе изготовили дефектные задвижки и отравили их на завод № 813 в надежде, что особого вреда не будет – дефекты были незначительные. Обычно такого рода случаи проходили незаметно.
Но в Средней Азии, где находилось предприятие, даже не предполагали, сколь тщательно ведется контроль за оборудованием, предназначенным для обогащения урана. О заглушках было доложено самому Берии, и расправа последовала незамедлительно: начальник ОТК завода был снят с работы и отдан под суд, лишились должностей и директор завода, и начальник главка министерства, который курировал это предприятие.
О подобных случаях официально не сообщалось, но на всех заводах, так или иначе связанных с «объектом № 813», знали, что продукция нужна только высшего качества.
Однако опасности подстерегали специалистов совсем с иной стороны.
По первоначальному плану, завод должен был начать работу 1 сентября 1947 года.
Однако не было диффузионных машин, да и проект еще не появился.
Первые машины ОК-7 появились только в начале 1948 года. На них устанавливались пористые фильтры, а потом шел монтаж и сборка каскадов.
В январе Совет министров принимает решение о том, что 1500 машин ОК-7 должны начать работать 1 апреля. Это в общей сложности 12 каскадов.
Но это была лишь первая очередь комплекса. По проекту требовалось 7216 машин. Они выстраивались в единую технологическую цепочку. Всего надо было запустить семь «очередей», в каждой из них было от 256 до 2128 машин. По расчетам, для получения урана-235, пригодного для изготовления взрывчатки, требовалось 56 каскадов.
От таких цифр у любого закружилась бы голова – ведь каждая машина, все «очереди» и каскады должны работать безупречно.
В апреле 1948 года было пущено 256 машин.
На них шло обучение специалистов.
В июне завершен монтаж первых четырех каскадов. В каждом из них 126 машин, соединенных в блоки по 16–18 штук.
Шел монтаж и одновременно испытания комплекса.
Опыта работы с гексафторидом урана не было. А он проявлял свой норовистый характер в полной мере. Шли большие потери газа, так как он активно взаимодействовал со стенками оборудования. Гексафторид быстро разлагался, и оттого внутри машин образовывались твердые вещества.
Оказывается, нужно детали машин делать из никеля и сплавов, в этом случае коррозии не будет.
Очень много газа терялось в моторе.
Вскоре машины ОК-7, а затем и ОК-8 и ОК-9 одна из другой начали выходить из строя. Заклинивали подшипники, так как не было нужно смазки.
Н. М. Синев, один из руководителей завода, вспоминал:
«Это трудоемкая изнурительная работа полностью дезорганизовала пуск завода Д-1 и была настоящим бедствием, вызывавшим у некоторых руководителей неверие вообще в успех промышленного освоения диффузионного метода».
Но у американцев такой завод работал!
Вскоре проблема смазки подшипников была решена, да и конструкция их изменена.
Подшипники были заменены у всех 5500 машин, которые уже работали к тому времени.
Однако оказалось, что потери газа слишком велики, они в 15 раз превышают расчетные!
Постоянно выявлялись все новые погрешности: то всю электрическую часть завода пришлось переделывать, то никак не удавалось «держать» вакуум, то надо было искать способы фторирования действующих машин, то никак не получалось избавиться от коррозии.
А новые машины продолжали поступать, хотя всем уже стало ясно, что технологическое оборудование «сырое», из-за спешки не удается добиться его совершенства.
Из Москвы торопили. «Холодная война» разгоралась. Было известно, что в Америке уже налажено серийное производство атомных бомб.
Формально завод Д-1 уже работал. К началу 1949 года был осуществлен пуск пяти очередей…
Но летом случилось непоправимое…
Пачка мороженого
Так случилось по жизни, но мне часто доводится бывать в Екатеринбурге (а чуть раньше – в Свердловске). В аэропорту или на железнодорожном вокзале (зависит от того, как приезжаю в город) я сразу же покупаю пачку мороженого.
Друзья удивляются: мол, отчего такая страсть?
Улыбаюсь. Отвечаю:
– Должен убедиться, что урановый комбинат работает нормально…
