Как и положено было в таких случаях, авторы справки предлагают принять вполне конкретные меры. Они в полной мере соответствуют тому времени и обращены к тому человеку, который привык «исправлять положение» быстро и четко. Итак, вывод таков:
«Ввиду того, что Академия наук и Наркомцветмет в течение двух лет не смогли вывести из кустарного состояния работы по добыче и переработке урана и научно-исследовательские работы по изучению и использованию урана, просим принять предлагаемый нами проект постановления ГОКО, предусматривающий:
а) передачу научно-исследовательских работ по урану, добычу и переработку основных урановых месторождений в ведение НКВД СССР;
б) выделение НКВД СССР необходимого оборудования и материалов для развертывания работ по урану».
Что характерно: речь в документе о людях – специалистах, ученых, шахтерах, рабочих – не шла. Ясно, что эту проблему сотрудники НКВД решат намного быстрее, чем обеспечение урановых шахт машинами и механизмами.
Однажды после землетрясения
В Москве землетрясения случаются, но чрезвычайно редко. Быть их свидетелем – без сомнения, удача для репортера. Особенно когда ты оказываешься первым и даже единственным, кто из всех твоих коллег неожиданно оказался в эпицентре событий.
Именно так и случилось со мной…
Постепенно выстраивалась цепочка событий, и в ней особое место принадлежит академику Михаилу Александровичу Садовскому.
Из воспоминаний коллег:
«В 1966 году М. А. Садовский добился возобновления работ по проблеме прогноза землетрясений и восстановления ее в плане научно-исследовательских работ Института физики Земли. Впервые эта проблема встала перед советскими сейсмологами после Ашхабадского землетрясения в 1948 году. Но работы 50-х годов, направленные на поиск предвестников землетрясений, не принесли заметных успехов, к сожалению, вызвали даже разочарование у многих специалистов. Неудачи были связаны с недостаточным техническим и методологическим оснащением сейсмологии.
В 60-х годах существенно улучшилось состояние аппаратурных и методологических возможностей. Сейсмологи стали оценивать точность своих измерений, все сейсмические наблюдения стали сопоставимы, были изучены сейсмические режимы важнейших регионов и т. д. Все это, вместе взятое, позволило вернуться к проблеме прогноза уже на другом, более высоком уровне».
Следует обязательно упомянуть, что свое огромное влияние на сейсмологию оказала «атомная проблема». Испытания ядерного оружия потребовали создания уникальной аппаратуры, стимулировали поиски новых методик и исследований. «Спецсектор» в Институте физики Земли, безусловно, оказал сильное влияние на «мирные отрасли», а назначение директором Михаила Александровича Садовского подчеркнуло особую важность этого направления науки. Да и авторитет его помогал в решении самых разных проблем – и материальных, и творческих.
Я стал свидетелем тому сразу после землетрясения в Москве.
В кабинете академика М. А. Садовского собрались сейсмологи. И вновь разговор шел о том, можно ли прогнозировать землетрясения. На этот раз директор Института весьма активно вмешивался в ход беседы. Было очевидно, что ему необходимо высказать свое мнение. Тем более что я готовил материал для «Правды». Спустя много лет я понял, почему Михаил Александрович был так заинтересован в моей статье.
Тогда он сказал:
– Иногда сравнивают метеорологические и сейсмические прогнозы, причем предпочтение отдают нашим, мол, предсказывать землетрясения труднее. Я не могу согласиться с таким утверждением, так как нашим коллегам намного труднее. У нас есть довольно ясное представление о том, что делается внутри земного шара. Землетрясение – это эхо жизни планеты, оно сопровождает процессы, которые протекают сотни и тысячи миллионов лет. Погода же формируется в газовой среде и изменяется в течение нескольких часов. Так что, в принципе, прогнозировать землетрясение гораздо более просто и надежно. Конечно, нужна хорошая аппаратура, но такого огромного количества станций, как у синоптиков, не требуется.
Я уверен, что в будущем, – продолжил академик, – ученые смогут воздействовать непосредственно на очаг. К примеру, когда мы будем точно знать, где накопилась сейсмическая энергия, то можно пробурить в этом месте скважину, закачать в нее воду под большим давлением. Или будем действовать иным способом, мне более приятным – ведь я по профессии взрывник, – в скважину опустить мощный заряд и взорвать его. Добавочные напряжение в породе, вызванные подкачкой воды или взрывной волной, превысят ее прочность и вызовут землетрясение. Таким образом, мы сможем избежать самого страшного – внезапности удара. Есть, конечно, и другие идеи борьбы с землетрясениями, но я хочу подчеркнуть главное: наша область науки в постоянном поиске – сотни специалистов трудятся в разных уголках страны, где возможны удары подземной стихии, и в самоотверженности геофизиков, их верности своему долгу – залог того, что человек поймет и обуздает своенравное природное явление, именуемое землетрясением.
Было такое ощущение, будто Садовский с кем-то ведет спор, и он продолжается уже давно, и по-прежнему нужно доказывать свою правоту.
С кем же?
«Красная книга» Семенова
Атомный проект для Садовского начался сразу после войны. Он надеялся вернуться в Ленинград, где до эвакуации работал институт «Н. Н.» (академика Н. Н. Семенова). И, казалось бы, ничто не предвещало крутого поворота в судьбе.
Атомные взрывы в Хиросиме и Нагасаки, конечно же, вызвали у всех определенный интерес, но информации было безумно мало, да и научные интересы Михаила Александровича лежали в стороне от ядерной физики. Атомными бомбами занимались Харитон и Зельдович, об этом шеф упоминал вскользь, а сами ученые не проронили ни слова – секретность… Впрочем, Садовский на свой страх и риск провел расчеты мощностей бомб, упавших в Японии. У него получилась цифра от 10 до 15 килотонн. Понятно, что говорить о большой точности в расчетах не приходилось – ведь он использовал данные по обычной взрывчатке, ну а тут случай особый. Но свои расчеты он все-таки передал одному из начальников Метростроя – там взрывы использовались интенсивно. Тот начальник был по фамилии Ленин, оттого Садовский и запомнил его.
А в начале 50-х годов случился с его расчетами конфуз. Записку в Метрострое нашли и передали сразу же «по инстанции». Она попала в ведомство Берии. Разразился страшный скандал: утечка сверхсекретных данных! Но к тому времени Садовский уже был известен хорошо – и данный случай ограничился лишь шутками в их узком кругу. Тем не менее старая записка Садовского была немедленно засекречена.
Н. Н. Семенов отправился из Казани в Москву, чтобы определить судьбу своего института. Втайне Н. Н. надеялся возглавить Атомный проект – уже несколько писем направил он Сталину, но ответа не получил. Ему было невдомек, что несколько лет назад выбор пал на Курчатова, что его сотрудники – Харитон и Зельдович – знакомятся с материалами, приходящими от разведки, что ему не суждено быть первым… Однако поездка академика Семенова в Москву дала неожиданный результат. Ему сообщили, что теперь Институт химической физики займет здание Музея народов на Воробьевых горах и что ему предстоит выполнять «важнейшее правительственное задание».
