Так была решена судьба ядерного полигона, который из сугубо гражданского превратился в военный. Теперь уже навсегда.
«Гуси на поджатых лапах…»
Военные «раскачиваться» не собирались. Садовский убедился в этом уже через несколько дней, когда его пригласили в министерство обороны. Там уже было создано специальное 12-е Управление, которому суждено сыграть в Атомном проекте особую роль.
И тут случилась неожиданная встреча.
Начальником 12-го Управления был назначен генерал В. А. Болятко. В нем Садовский узнал своего старинного «приятеля» – лейтенанта, с которым работал в начале 30-х годов на инженерном полигоне под Москвой. Тогда они, мягко говоря, недолюбливали друг друга, считая оппонента малограмотным и недоучкой. Жизнь развела их на двадцать лет, и вот теперь им вновь предстояло работать вместе.
К чести обоих, они раз и навсегда перечеркнули прошлое и теперь работали дружно, эффективно. Впрочем, позже, когда один стал академиком, а другой – генерал-лейтенантом, когда на груди появились Звезды Героев, они в дружеской компании иногда возвращались на полигон под Москвой и, как ни странно, с теплотой вспоминали о своем конфликте. Однако скорее это были просто воспоминания о молодости…
У военных были свои стереотипы. На новые должности назначались те, кто достойно воевал. Первым начальником полигона стал генерал-лейтенант артиллерии С. Г. Колесников. Это был боевой генерал, но о науке у него были весьма смутные представления.
А тот же Болятко показал свои выдающиеся организаторские способности. Садовский вновь в этом убедился, когда весной 1948 года отправился в Звенигородский монастырь. Там собрались офицеры, которым предстояло работать на полигоне. Через две недели первая группа была отобрана, и в Институте физической химии началось их обучение.
Из воспоминаний М. А. Садовского: «Велись энергичные работы на самой территории полигона, удаленной от городка примерно на 60 км. Там уже выросли трехэтажные железобетонные башни для установки оптической аппаратуры (фото- и кинокамеры и лупы времени) с казематами, в которых должны были устанавливаться многочисленные девятишлейфовые осциллографы, катодные осциллографы различных систем, усилители группы пусковых и автоматизирующих устройств и батареи аккумуляторов. Эти башни размещались по двум взаимно перпендикулярным десятикилометровым радиусам окружности, в центре которой размещалась стальная башня для установки на ней ядерной бомбы. Помимо специальных приборных сооружений на поле, вдоль тех же радиусов строились и опытные сооружения: жилые многоэтажные дома, стоянки для размещения подопытных животных (собаки, овцы, козы) и большое (десятки и сотни) число стендов для измерителей давления и импульса ударных волн, индикаторов гамма- и нейтронного излучения. Все пункты установки измерительной аппаратуры были связаны друг с другом и командным пунктом, размещенным на одном из радиусов на расстоянии 10 км от башни, многочисленными кабелями для передачи сигналов и времени запуска изделия».
В начале 1949 года М. А. Садовский оставил Москву и перебрался на полигон, чтобы быть здесь до дня «Д».
И в это время родилась одна традиция, которой суждено будет властвовать не только в Атомном проекте, но и в ракетной технике, в космонавтике. Речь шла об «Оперативном плане подготовки к испытаниям», то есть надо было детально указать все, что необходимо сделать, и определить точные сроки, когда та или иная операция должна быть завершена. Причем на научного руководителя полигона возлагалась не только обязанность контролировать выполнение «Оперативного плана», но и его разработка.
Естественно, что для Садовского это было весьма непривычно: хотя он всю жизнь занимался взрывами, а они, как известно, требуют к себе, мягко говоря, «деликатного отношения», но такого рода планами он никогда не занимался. Более того, он считал, что они не могут быть осуществлены…
Но Михаил Александрович сам «призвал» военных, и те тут же преподали ему первый урок. Один из генералов заявил, что подобного рода план можно сделать очень быстро, за какой-нибудь один день. Каково же было удивление Садовского, когда вскоре такой план появился. В конце его значилось долгожданное «Д»!
Из воспоминаний М. А. Садовского: «Нигде, ни до ядерных испытаний, ни после них, я не видел столь дружной, я бы сказал, вдохновенной работы. Солдаты, научные работники, офицеры, рабочие, привезенные нами из ИХФ, делали все (может быть, и больше, чем могли) для окончания задания в срок. И работа шла: на поле уже красовались приборные башни, получившие название „гусей“ за их форму, напоминающую гуся, сидящего на земле на поджатых лапах с поднятой шеей и вытянутым вперед трехметровым клювом. В клюве размещался измеритель давления ударной волны, а под треугольным туловищем располагался подземный каземат с осциллографами, аккумуляторами и устройствами автоматики. В лабораторных корпусах в полигонном городке на берегу Иртыша одна за другой вводились в строй лаборатории: оптики, механического действия, проникающих излучений, автоматики и другие».
Но не все шло гладко…
Где «летающие козлы»?
Что бы ни предлагал Садовский, отказов не было. Любое его предложение получало поддержку. И у Михаила Александровича разыгралось воображение.
Он понимал, что необычайно важно при первом испытании получить как можно больше данных. Это позволит в будущем не только создавать новую аппаратуру для наблюдений и регистрации параметров взрыва, но и поможет конструкторам создавать новые изделия. Опыт с обычной взрывчаткой и обычными боеприпасами подтверждал это. А потому Садовский придумывал даже весьма необычные методы исследований.
Ему подсказали, что кроме наземной аппаратуры можно использовать и «воздушную». В армии еще со времен войны остались аэростаты. Они прикрывали, в частности, Москву во время налетов немецкой авиации. А почему бы их не использовать?!
«Аэростатный план» был оформлен быстро. Предлагалось поднять аэростаты на высоты от 500 метров до километра и на них разместить измерительную аппаратуру. А в кабины можно посадить овец и козлов – пусть полетают в радиоактивным облаке!
Необычная идея увлекла Садовского, и он радостно поделился ею с руководителями Атомного проекта М. Г. Первухиным и Б. Л. Ванниковым.
Те, конечно же, сразу высказали ему ряд сомнений, в частности, и о надежности аэростатов, и об их эффективности. Но сразу переубедить Садовского не удалось: он записал в «Оперативный план» эксперимент на аэростатах.
Однако вскоре Михаил Александрович понял, насколько сильно он ошибался. На полигон прибыли аэростатчики. Им показали те точки полгона, над которыми должны быть подняты их аппараты. Но сделать это так и не удалось: ветер в степи был сильным, и аэростаты разбросало.
После нескольких попыток поднять их Садовский убедился, что придется обойтись без «летающих козлов». Он отменил этот эксперимент.
Накануне испытаний на полигон прибыл специальный контролер от правительства. Он проверял, насколько точно выполнены все решения. Естественно, он вскоре обнаружил, что аэростатов нет.
