Оба – и Громова, и Славский – вспомнили самое начало строительства комбината. Тогда на оперативках Славский не стеснялся в выражениях. Тогда некоторые женщины демонстративно покидали совещание. Ефим Павлович начал сдерживаться…
Впрочем, атмосфера тогда здесь была сугубо «мужская». Тем более что в гигантском котловане для первого реактора работали заключенные. Они по-разному относились к инженерам «с воли». Однажды старший из зеков предупредил Громову, что она может свободно ходить по стройке, мол, ее никто и пальцем не тронет, а вот ее напарницу «уже проиграли в карты»…
Подобные предупреждения на стройке не игнорировали, к ним прислушивались. Напарницу Громовой из котлована на всякий случай убрали.
После пуска первого реактора число заключенных немного сократилось, но они оставались здесь еще долгие годы – в строй вступали боевые реакторы один за другим: стране требовался плутоний. Много плутония, потому что началась гонка ядерных вооружений.
«Великий перелом»
Историки привыкли считать, что «великий перелом» в судьбе Атомного проекта СССР наступил в августе 1945 года, сразу после взрывов в Хиросиме и Нагасаки. Мол, именно тогда во главе проекта встал Берия, и все силы государства были брошены на создание атомной бомбы.
Однако это не совсем так. Безусловно, взрывы в Японии способствовали тому, что главным для Сталина стало именно создание ядерного оружия. Однако «великий перелом» в проекте случился раньше – в конце 1944 года. Государственный комитет обороны принял 3 декабря постановление № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР».
В этом документе речь шла о качественно новом отношении к атомной проблеме. Готовил его в основном Берия, который после изучения всех сторон Атомного проекта пришел к нерадостному выводу, что дела обстоят из рук вон плохо. Молотов как руководитель проекта со своими обязанностями не справился. Это стало ясно как ему самому, так и Сталину.
В постановлении предусматривались неотложные меры по резкому усилению работ, проводимых Лабораторией № 2. Тут и строительные дела, и концентрация сил ученых, и обеспечение зданиями и сооружениями, и выделение материалов, и личная ответственность народных комиссаров, которые должны безотлагательно выполнять требования и запросы Лаборатории № 2.
Символичен последний пункт этого постановления:
«10. Возложить на т. Берия Л. П. наблюдение за развитием работ по урану».
Официально Берия возглавит Атомный проект СССР через девять месяцев – в августе 45-го, но тем не менее можно считать, что после выхода постановления № 7069сс именно он нес перед Сталиным ответственность за все, что связано с атомной бомбой.
«Не отключать!»
Одно из первых дел, которым пришлось заняться Берии, – это снабжение Лаборатории № 2 электроэнергией.
«Веерные отключения» были изобретены не Чубайсом, а управляющим Мосэнерго т. Уфаевым. Он старался выбирать и отключать те объекты в Москве, которые потребляли много энергии и «заступиться» за которые было некому. Академия наук числилась среди безобидных клиентов, да и к тому же Лаборатория № 2 находилась на самой окраине города – отключение энергии можно в случае необходимости списать на аварию или непредвиденные обстоятельства.
Сначала И. В. Курчатов обратился с жалобой к наркому электростанций. В своем письме он сетовал, что Мосэнерго не выполняет распоряжений начальства и по-прежнему отключает свет в Лаборатории. Нарком не среагировал на обращение ученого. И тогда Игорь Васильевич пожаловался на произвол Мосэнерго Берии.
Уже через пару дней нарком электростанций информировал Л. П. Берию:
«Докладываю вам, что мною дано указание управляющему Мосэнерго тов. Уфаеву, запрещающее производить отключение фидера, питающего Лабораторию № 2 Академии наук СССР, и обязывающее строго следить за ее бесперебойным электроснабжением».
Больше не было ни единого случая, чтобы Лаборатория № 2 была отключена. Но управляющему Мосэнерго все-таки пришлось покинуть свой пост…
Сколько у нас физиков
Физиков катастрофически не хватало. Они нужны были как в новых лабораториях, которые создавались в Академии наук, так и в промышленности. А потому ГКО обязал ЦСУ Госплана СССР провести учет специалистов-физиков, которые есть в стране. Школьные учителя в число «специалистов» не входили…
Это был конец войны, до победы оставался всего лишь месяц, а потому Государственный комитет обороны распорядился физиков с передовой отправлять в тыл и о каждом из них дать подробную информацию.
Оказалось, что в стране 4212 специалистов-физиков. Из них половина закончили университеты, четверть – институты и столько же – педагогические институты.
К сожалению, физиков, специализирующихся по атомному ядру, среди них не было…
И тогда ГКО принимает поистине «историческое» решение: экстренно подготовить физиков, которые могут работать в Атомном проекте. Пройдет совсем немного времени, и именно эти специалисты составят костяк Арзамаса-16 и Челябинска-70, Семипалатинского полигона и других ядерных центров. Но пока в постановлении № 7572сс/оп значатся такие строки:
«В целях обеспечения высококвалифицированными кадрами Лаборатории № 2 Академии наук СССР и научно-исследовательских учреждений, работающих совместно с ней по специальным заданиям ГОКО в области физики атомного ядра, Государственный комитет обороны постановляет:
1. Обязать Комитет по делам высшей школы при Совнаркоме СССР (т. Кафтанова) и Наркомпрос РСФСР (т. Потемкина) обеспечить выпуск из Московского государственного университета физиков по атомному ядру: в декабре 1945 г. – 10 человек, в 1946 г. – 25 человек и в дальнейшем – не менее 30 человек ежегодно…»
Так появились в МГУ, а затем и в других вузах страны «спецгруппы», куда отбирались лучшие студенты.
Этим же постановлением предусматривался выпуск специалистов по химии радиоактивных элементов в Ленинградском университете, в Московском институте тонкой химической технологии, в Ленинградском политехническом институте. Причем в «спецгруппы» можно было брать лучших студентов из других вузов. Им устанавливались повышенные стипендии, они не призывались в Красную армию.
В постановлении были и такие строки, которые характеризуют то время, пожалуй, лучше всего:
«14. Обязать Наркомторг СССР (т. Любимова) выделять, начиная с марта 1945 г., дополнительно Московскому государственному университету для кафедры физики атомного ядра ежемесячно обедов литер „Б“ на 8 человек и обедов по специальным обеденным карточкам на 10 человек…»
«Высокие слова» о приоритете образования в те времена, в отличие от нынешних, не произносились. Профессора и преподаватели МГУ приравнивались к высшим офицерам действующей армии. Впрочем, а разве может быть иначе?!
