– И как долго вы работали на Атомный проект?
– Очень активно – где-то до 80-го года. Потом сотрудничали лишь эпизодически, когда возникала необходимость… По сути дела, к тому времени все принципиальные проблемы были решены.
– Вы сказали: «Проблемы были решены»… Именно это и определило то, что крупные ученые – Сахаров и Зельдович – уехали из Арзамаса-16. Кстати, ваше впечатление о них?
– Сахаров, бесспорно, выдающийся человек, лишенный каких-то комплексов. Он сочетал в себе талант прозорливых физика и математика. Но ему приписали определение «отец водородной бомбы», и это неверно, так как это обидело многих физиков, которые работали с Сахаровым. Да и не нужно это было делать, потому что Сахаров не нуждался в возвеличивании – сам по себе он был выдающийся ученый и человек.
– А Зельдович?
– Он уникален по-своему… «Реактивный тип» – он готов был наброситься на любую проблему, но ему не хватало общематематической культуры. Он схватывал идеи быстро, но разбросанность в его характере все же была… И в то же время общаться с ним было легче, чем с Сахаровым… Кстати, он был у меня оппонентом при защите диссертации, дал на нее хороший отзыв. Но почему-то он считал, что я должен больше заниматься физикой, чем математикой. А это абсолютно неверно!.. Любопытный он был человек, но «слабинки» все же были – мог стать бестактным, обижал людей. Мне он напоминал капризное дитя.
– А Келдыш?
– В нем был аристократизм… Что к этому добавить?!. В Атомном проекте я забыл упомянуть Юрия Романова. Прекрасный ученый! Он холодноват, но не в науке. И, бесспорно, давно уже заслужил право быть членом Академии, а его даже в члены-корреспонденты не избрали. Это несправедливо!.. К сожалению, ко многим это относится. К тому же Феоктистову, к Щелкину…
– Докторская диссертация была такая же краткая, как и кандидатская?
– Что вы! Там уже было 800 страниц текста!.. Имейте в виду, что созданные нами методы, алгоритмы и комплексы программ позволили перейти к применению циклов исследований методами вычислительного эксперимента многих актуальных задач ядерной физики, физики плазмы и управляемого термоядерного синтеза, автокаталитических процессов в химии, задач лазерной термохимии и конвенции.
– Я хочу задать вам более «общий» вопрос: что вы считаете самым важным в науке во второй половине ХХ века?
– Вы надеетесь, что я назову «атомную проблему»?
– Честно говоря, да.
– И это действительно так!.. Чтобы там ни говорили, но мы спасли человечество от термоядерной войны. Достоверно известно, что американцы разработали десять сценариев нападения на СССР, и могла случиться глобальная катастрофа, которая поставила бы критическую точку в истории цивилизации. Нам, именно нам удалось предотвратить ее, и сознание этого придавало нам колоссальный импульс. Я фронтовик и пережил войну, а потому знаю ей цену. И мы работали над предотвращением новой войны с полной отдачей, самоотверженно, бескорыстно.
– А потому было обидно, что забыли о вас во время торжеств, посвященных 50-летию создания советской атомной бомбы?
– Дело не в забывчивости… Когда-то меня избрали в члены-корреспонденты АН СССР всего за несколько «любительских» работ, о главных тогда не говорили – все было совершенно секретно. А ведь в общей сложности их набралось около 500! Уже это говорит о масштабах участия нашей лаборатории в атомном проекте… Второе, чем я горжусь: я своеобразный чемпион по числу книг в области вычислительной математики. Эти книги стали результатом разработок крупных задач как по атомной тематике, так и по лазерному управляемому синтезу. И как результат всего – создание теории численных методов.
– Мы сохраним лидерство?
– На этот вопрос трудно отвечать… Я не очень хорошо знаю, что происходит в Китае. Такое впечатление, что они затаились перед прыжком.
– У вас есть основания так думать?
– Я сужу по тому, что они переводят. Очень квалифицированно отбирают нужную литературу, внимательно следят за тем, что происходит в мировой науке. Мне кажется, что в XXI веке именно им суждено стать лидерами.
Ученым нужна охрана
Полвека назад в Москве был убит бандитами один из физиков, участвующий в Атомном проекте. О случившемся немедленно было доложено Л. П. Берии.
Через несколько дней хулиганы напали на профессора-химика, пытаясь ограбить его. Профессор попытался защититься – ему переломали руки и выбили глаз.
Берия приказал провести очередную «чистку» улиц Москвы. Но он понимал, что этого явно недостаточно, а ему надо было обязательно обеспечить безопасность научного ядра Атомного проекта. Так появился проект постановления Совета министров СССР «Об охране и оперативно-чекистском обслуживании ведущих ученых, работающих в области атомной энергии». Этот проект внес на рассмотрение И. В. Сталина сам Берия, причем для конспирации слова об атомной энергии он вписал в документ от руки – секретность даже в Кремле соблюдалась неукоснительно, если речь шла об Атомном проекте.
И. В. Сталин подписал постановление СМ СССР № 1254–445сс/оп 26 марта 1949 года. Круг ученых, которых теперь требовалось защищать, расширился на трех человек.
В документе говорится:
«1. Поручить министерству государственной безопасности СССР (т. Абакумову):
а) организовать оперативно-чекистское обслуживание, а также охрану сотрудниками МГБ СССР академика Алиханова А. И., академика Семенова Н. Н. и члена-корреспондента Александрова А. П.
Установить штат сотрудников МГБ СССР по охране и оперативно-чекистскому обслуживанию указанных научных работников в девять человек (по три сотрудника МГБ СССР на каждого);
б) с этой же целью увеличить штат охраны МГБ СССР, организованной в отношении академика Курчатова И. В. и членов-корреспондентов АН СССР Харитона Ю. Б., Кикоина И. К., Арцимовича Л. А., с двух до трех сотрудников МГБ СССР (на каждого)…»
Итак, в Атомном проекте охранники (Курчатов называл их «духами») были у семи человек. Так распорядился сам Сталин.
Чуть позже в Атомном проекте начали охраняться и другие его руководители, в частности тот же академик А. А. Бочвар.
Отношения ученых и их охранников складывались по-разному… Чаще всего они становились чуть ли не членами семьи и оставались при своих «подопечных» до конца их жизни. Так было, к примеру, у Курчатова.
Александров частенько подносил рюмочку своему «духу» – выпивал с ним «за компанию», и об этом часто хвалился. Для Анатолия Петровича шутка, юмор всегда были столь же необходимы, как и добрая компания, щедрое застолье. «Духам» было с ним и тяжело, и легко: он относился к ним по-товарищески, а это снимало любую неловкость…
Труднее всего было с академиком Бочваром. Он купался до глубокой осени. Заплывал всегда очень далеко, чем приводил в ужас свою охрану. Среди его «духов» так и не нашлось «моржа», который плавал бы со своим шефом с удовольствием. Бочвар об этом обязательно рассказывал при каждом удобном случае, впрочем, человеком он был молчаливым и замкнутым, что также доставляло немало хлопот его «духам» – ведь сотрудникам МГБ надо было не только охранять, но и следить за своими подопечными и регулярно отчитываться перед своим начальством об их «настроениях».
