Но не одними только поступками индивид в толпе отличается от самого же себя в изолированном положении.
Прежде чем он потеряет всякую независимость, в его идеях и чувствах должно произойти изменение, и притом настолько глубокое, что оно может превратить скупого в расточительного, скептика – в верующего, честного человека – в преступника, труса – в героя. Отречение от всех своих привилегий, вотированное аристократией под влиянием энтузиазма в знаменитую ночь 4 августа 1789 года, никогда не было бы принято ни одним из ее членов в отдельности.
Лебон ставит важный вопрос: часто люди голосуют за «непопулярные решения», например, за партию, которая повышает налоги или начинает войну, хотя по отдельности каждый человек против повышения налогов или войны. Такое поведение избирателей можно объяснить лишь тем, что отсрочка или срыв голосования или голосование за недобросовестную партию понимается как грозящее большими бедами, рисками и отсрочками реально нужных действий, чем голосование за непопулярное решение, но которое сразу будет осуществлено.
Из всего вышесказанного мы делаем вывод, что толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолированного индивида, но с точки зрения чувств и поступков, вызываемых этими чувствами, она может быть лучше или хуже его, смотря по обстоятельствам. Все зависит от того, какому внушению повинуется толпа. Именно это обстоятельство упускали совершенно из виду все писатели, изучавшие толпу лишь с точки зрения ее преступности.
Лебон имеет в виду как позицию Чезаре Ломброзо, так и вообще изучение социального как патологического, понимание толпы как не просто глупой и агрессивной, но болезненной и извращенной единицы человечества, черты которого есть у таких философов как Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше, Макс Штирнер, Константин Леонтьев. Только в XIX веке начинают говорить не просто о простодушии толпы, иногда оборачивающемся злом, но о ее глубинной злонамеренности, что, конечно, связано с «романным» взглядом на действительность, поиском скрытых пружин человеческих поступков.
Толпа часто бывает преступна – это правда, но часто также она бывает героична. Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее, ради славы и чести, идти без хлеба и оружия, как во времена Крестовых походов, освобождать Гроб Господень из рук неверных, или же, как в 93-м году, защищать родную землю. Это героизм, несколько бессознательный, конечно, но именно при его-то помощи и делается история. Если бы на счет народам ставились только одни великие дела, хладнокровно обдуманные, то в мировых списках их значилось бы весьма немного.
Глава II
Чувства и нравственность толпы
В числе специальных свойств, характеризующих толпу, мы встречаем, например, такие: импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенную чувствительность и т. п., которые наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам эволюции, как то: у женщин, дикарей и детей. На эту аналогию, однако, я указываю лишь мимоходом, так как мне пришлось бы нарушить рамки этой работы, если бы я захотел ее доказывать. Впрочем, это было бы бесполезно для людей, знакомых с психологией первобытного человека, тогда как для тех, кто не знаком с нею, такие доказательства все равно были бы недостаточно убедительны.
Дискриминационные представления о большем числе атавизмов у женщин, чем у мужчин, о некотором женском инфантилизме, обусловленном большей близостью к природе, к начальному животному состоянию, в частности, из-за кормления грудью и инстинктивного страха за ребенка, встречались у разных мыслителей, например, Артура Шопенгауэра и Отто Вейнингера. Ясно, что это на самом деле попытка описать эмоциональность как таковую, для чего не находилось достаточно слов, поэтому она была сближена с природной дикостью.
Теперь я перехожу к последовательному рассмотрению различных свойств, наблюдаемых в толпе в большинстве случаев.
1. Импульсивность, изменчивость и раздражительность толпы
Изучая основные свойства толпы, мы указали, что она почти исключительно управляется бессознательным. Ее действия гораздо более подчиняются влиянию спинного, нежели головного мозга, и в этом отношении они приближается к совершенно первобытным существам. Совершенные толпою поступки могут быть превосходны сами по себе, но так как ум не руководит ими, то индивид в толпе действует сообразно случайностям. Толпа служит игралищем всех внешних возбуждений и отражает все их перемены; она, следовательно, рабски покоряется импульсам, которые получает. Отдельный индивид может подвергаться тем же возбуждениям, какие действуют на него в толпе, но, изолированный от толпы, он уже подчиняется рассудку и противостоит влиянию этих возбуждений. Физиологически это можно выразить следующим образом: изолированный индивид обладает способностью подавлять свои рефлексы, тогда как толпа этой способности не имеет.
Термин рефлекс Лебон понимает в основном в согласии с учением Герберта Спенсера. Тот рассматривал его как индивидуальное возбуждение, даже индивидуалистичное, к примеру, тщеславие или уважение могли объясняться рефлексами. Мы бы сказали скорее «подавлять эмоции», имея в виду уже возникшие по какому-то поводу эмоции.
Различные импульсы, которым повинуется толпа, могут быть, смотря по характеру возбуждений, великодушными или свирепыми, героическими или трусливыми, но они всегда настолько сильны, что никакой личный интерес, даже чувство самосохранения, не в состоянии их подавить.
Заметим, что Лебон противопоставляет великодушие не малодушию или мелочности, но свирепости, и героизм – не предательству, а обычной трусости. Иначе говоря, он исследует скорее недостатки характера, связанные с гневом, такие как способности впадать в гнев или бояться возможного гнева, неприятностей, чем весь диапазон добродетелей и пороков классической этики.
Так как возбудители, действующие на толпу, весьма разнообразны и толпа всегда им повинуется, то отсюда вытекает ее чрезвычайная изменчивость. Вот почему мы видим, что толпа может внезапно перейти от самой кровожадной жестокости к великодушию и выказать даже при случае самый абсолютный героизм. Толпа легко становится палачом, но так же легко она идет и на мученичество. Из ее недр лились те потоки крови, которые нужны были для того, чтобы восторжествовала какая-нибудь вера. Незачем обращаться к героическому веку для того, чтобы увидеть, на что способна толпа именно с этой точки зрения. Толпа никогда не дорожит своей жизнью во время возмущения, и еще очень недавно один генерал (Буланже?), внезапно сделавшийся популярным, легко мог бы найти сотни тысяч человек, готовых умереть за его дело, если бы он только того потребовал.
Жорж Буланже (1837–1891) (сам Лебон не называет имени генерала, это добавление переводчика) – вождь реваншистов, политик, пытался создать партию для восстановления монархии и отвоевания захваченных Германией земель. Планировал с опорой одновременно на свою партию и на военную силу принудить республиканскую власть к реализации его программы. Получив известие о готовящемся аресте, покончил с собой.
