– Морок! – воскликнул Анисим Клавдиевич. – Я ж ее своими глазами видел! Вот тут лежала и кряхтела!
– Кто? Кикимора? – уточнил Трифон Орентьевич. – И как же она выглядела?
– Да вроде… – Мартые Фомич задумался. – Вроде нашего дедушки Феодула Мардарьевича. Такая же ветхая. Только вся в клочьях…
– То есть, кикимора была с лица как мы, домовые? – продолжал следствие Трифон Орентьевич.
В отличие от прочих городских домовых, редких домоседов, он за недолгую свою жизнь успел постранствовать, побывал в деревне и даже ездил дважды на автомобиле, потому с его жизненным опытом считались и старики.
– С лица – да. Это она так перекинулась! – сообразил магазинный.
– А ты, дядя, когда-либо кикимору видел? Не перекинутую?
Оказалось, что нет, и никто из присутствующих тоже не встречал.
– Так, может, это и был домовой?
– А глаза кто тогда отводит?!
Услышав, как на складе исчез и снова возник товар, Трифон Орентьевич крепко задумался.
– Значит, безместный домовой из-за Матвеевского рынка при вашей кикиморе состоял? – уточнил он. – И где же тот домовой?
Но Аникея Киприяновича, понятное дело, уже не догнали…
* * *
Матвеевский рынок был по человеческим понятиям далеко – сперва на трамвае до вокзала, потом оттуда на другом трамвае. Но если у кого ноги здоровы и нет нужды тащить кошелку с дешевыми продуктами, то можно и пешком напрямик. Домовые транспортом не пользовались, разве что у кого брат-сват пошел с горя в автомобильные. Да и то – скорее ради баловства. Куда домовому путешествовать? На какие курорты?
Трифон Орентьевич прикинул – кто из знакомцев обитает за Матвеевским рынком. Очень его заинтересовала вся эта история с беглой кикиморой. То все в книжках про диковины вычитывал, а то – вон она, диковина, сама в гости пожаловала. И, потолковав еще с молодым домовым дедушкой Никифором Авдеевичем, обнаружил: знают они оба из тамошнего населения только сваху Неонилу Игнатьевну.
Женатому Никифору Авдеевичу сваха была уже не страшна. А вот Трифон Орентьевич призадумался – уж больно настырно она его домогалась, девку какую-то ему на шею пыталась навязать. А что за девка может жить за Матвеевским рынком? Безграмотная какая-нибудь, с кем разумного разговора не заведешь, а только приставить ее мертвую паутину обчищать и подгоревшие сковородки по ночам надраивать…
Однако любопытство оказалось сильнее неприязни к свахе и ее девке. Трифон Орентьевич собрался в дорогу.
Возня с книжками принесла ему ту пользу, что он немного освоил географию и выучился читать планы городов. У хозяев были хорошие автомобильные атласы, был и отдельный план, изданный для туристов и очень подробный. Трифон Орентьевич ночью расстелил его в кабинете, поползал по нему, сколько требовалось, и срисовал на бумажку маршрут до Матвеевского рынка. А на следующую ночь и отправился.
Домовые, как кошки, умеют перемещаться очень быстро, но на небольшое расстояние – дыхание у них короткое. Трифон Орентьевич был еще слишком молод, чтобы от быстрого шага за сердечко хвататься, но берег себя, двигался где – шажком, где – короткими перебежками. Рынок обошел чуть ли не за три версты – ходили слухи, что там обосновалась колония совсем уж одичавших безместных домовых, зовущих себя рыночными, и питаются они всякой дрянью, а говорят так, что не сразу и поймешь. Нравы, сказывали, у них мордобойные.
За рынком было уже попроще – начинались деревянные дома с печками, а там чуть ли не за каждой печкой свой брат домовой проживает. На первом же дворе Трифон Орентьевич переполошил сторожевого барбоса, вылез готовый к труду и обороне местный домовой дедушка, а дальше, слово за слово да от двора ко двору, к рассвету Трифон Орентьевич добрался до свахиной квартиры.
Неонила Игнатьевна обитала у доброй старушки. Старушка, впрочем, была убеждена, что подкармливает домового дедушку, а не домовиху-сваху. Правда, казалось ей странным, что не ведется никакой войны ни с тараканами, ни даже с пауками, о чем она особо просила, выставляя в особый уголок в чулане блюдечко с молоком. Откуда старушке было знать, что гонять тараканов – мужское занятие! А пауков Неонила Игнатьевна откровенно побаивалась.
Жила эта наивная старушка на втором этаже, третьего не было, а только чердак. Оттуда можно было попасть в чулан – так Трифону Орентьевичу и растолковали. И он спокойно двигался по указанному маршруту, когда из-за чердачной рухляди услышал приятный голосок:
– Неонила Игнатьевна! А я тебя заждалась!
Он остановился.
– Я это, Малаша, не бойся! – продолжал голосок. – Что же ты? Разведала? Узнала?
Трифон Орентьевич чуть вслух не охнул – девку из-за Матвеевского рынка, которую ему сватали, тоже звали Маланьей!
– Что ж ты встала в пень, Неонила Игнатьевна? Я одна пришла, без мамки! Не бойся!
Трифон Орентьевич понял, что сваха чем-то против невестиных родителей согрешила.
– Кхм… – он насколько мог тоненько прокашлялся.
– Неонила Игнатьевна! – девка Маланья полезла из своей засады навстречу. – Просквозило тебя, что ли? Так сейчас пойдем к тебе в чуланчик, травками полечимся! И все мне расскажешь! Судьба мне или не судьба быть за Тришенькой?
Трифон Орентьевич понял – она! Она самая!
И ведь как ласково выговорила «Тришенька»!
Хотя до свадьбы таращиться на невесту не полагается, но, во-первых, еще неведомо, будет та свадьба или нет, а во-вторых, дело такое, что не до старинного вежества. И Трифон Орентьевич решительно шагнул навстречу девке.
– Ахти мне! – воскликнула Малаша. – Ты кто еще таков? Откуда взялся?
– К свахе по своему дельцу пришел, – честно отвечал Трифон Орентьевич. – А свахи, как я погляжу, и нет.
– Вот и я ее жду. Она как к бабке Бахтеяровне убрела, так и пропала.
– А что за бабка Бахтеяровна? – очень удивленный странным восточным прозванием, полюбопытствовал Трифон Орентьевич, во все глаза пялясь на Малашу.
Девка была как раз такая, что хоть сию минуту женись. Росточком маленькая, ладненькая, кругленькая, с виду – настоящая домовитая домовиха, и глазки этак живенько поблескивают.
– А умная бабка. Она уж совсем ветхая, у правнуков на покое живет и по важным делам гадает, – объяснила Малаша.
– Откуда ж у нее отчество такое нездешнее?
– А кабы не сама себе придумала… Знаешь, молодец, коли гадалка – Терентьевна или там Федотовна, то к ней уважение одно, а коли Бахтеяровна или еще вот Рудольфовна – то уважение совсем другое!
– Что, и Рудольфовна тоже есть?
– Есть, только далеко, она за банным замужем, а баня у нас через… через восемь кварталов наискосок!
Ишь ты, обрадовался Трифон Орентьевич, и счету обучена!
Они еще потолковали об отсутствующей свахе и вздумали, что с ней могла стрястись неведомая беда. Так что следовало обоим немедленно спешить к гадалке Бахтеяровне, а оттуда – по следу незадачливой свахи.
