Руби. Ладно, маму робот не заменит, а человеческий мозг заменит?
Нейролог. Меня часто об этом спрашивают: возможно ли создать полную копию человеческого мозга. В принципе, да, мозг человека – это физический объект, который подчиняется физическим законам, и мы можем создать нечто работающее как человеческий мозг. Но мозг ведь не работает изолированно. Мы – люди, потому что у нас есть социальные связи, то, как мы взаимодействуем между собой. Мы видим себя глазами других, и это меняет наше поведение. Сомневаюсь, чтобы все это можно было заменить механизмами.
Руби. То есть компьютерам придется учиться общению? Воображаю: вечеринка компьютеров, которые посылают друг другу эмодзи.
Нейролог. По описанию очень похоже на встречу выпускников моего колледжа.
Руби. Туптен, а какого ты мнения о технике будущего? Мы принимаем тебя обратно в общую беседу.
Монах. Вот спасибо так спасибо! Я работаю с крупнейшими компаниями-производителями современной техники. Когда я беседую с их сотрудниками, то стараюсь всячески подчеркнуть, как важно стремиться к решению мировых проблем, а не просто производить технику ради техники и прибыли. Производитель обязательно должен исходить из какого-то морально-этического посыла, связанного с состраданием к миру. Например, автомобиль без водителя не сможет совершать моральный выбор, он просто будет ехать так, чтобы уцелеть. Тут есть над чем подумать. Я считаю, что чем больше сотрудники таких фирм будут учиться осознанности и состраданию, тем выше вероятность, что они начнут создавать для нашей планеты осмысленное будущее.
Руби. Итак, что отделяет человека от машины? У меня есть во рту парочка виниров, а в ноге – парочка шурупов после операции на бурсит. Если я примусь заменять и другие части тела, в масштабе покрупнее, то когда я потеряю саму себя изначальную?
Нейролог. Изначальной тебя не существует. При нормальной скорости обновления клеток в костях у тебя каждые десять лет полностью обновляется скелет. Каждая отдельная молекула твоего тела в течение твоей жизни обновляется бессчетное число раз. Неважно, чем мы заменим части тела – новыми клетками или механическими деталями, потому что не эти части создают индивидуальность человека. Тебе известен парадокс корабля Тесея?
Руби. Нет, с какой стати?
Нейролог. Этот парадокс был предложен философом Плутархом в первом веке нашей эры. Плутарх описывает деревянный корабль, который некогда вел греческий герой, воин Тесей. Корабль этот бережно хранили как памятник, и он стоял в бухте Афин. С течением времени, чтобы сохранить деревянное судно, афиняне заменяли одну подгнившую доску за другой на новую, так что в конечном итоге от изначального корабля не осталось ни щепочки. Было ли это судно все еще тем самым кораблем Тесея? Аристотель утверждал, что да, потому что корабль определяло представление о его идентичности, а не материал, из которого он состоит.
Руби. Аш! Прекрати выпендриваться, будто ты лично знал Плутарха. Я задала тебе простой вопрос, а ты тут умничаешь. Если заменить во мне все детали, разобрав меня на части, то в чем суть человеческого сознания?
Нейролог. Это важный вопрос, ответ на который хочет получить каждый, но я даже не уверен, что смогу дать определение сознанию, не то что объяснить, где оно располагается в человеке. Когда я работаю в больнице, то меня интересует просто сознание как противоположность комы – то есть под «сознанием» я подразумеваю, что пациент способен двигаться и реагировать. Я не вникаю в материи о самосознании.
Монах. Это основной вопрос в буддизме: что такое «я», личность, существует ли она вообще? А если существует, то где располагается? Чтобы нечто существовало, у него должно быть местоположение или другие черты, по которым его можно идентифицировать. Поэтому в медитации мы исследуем, например, такой вопрос: если удалить часть тела, то уменьшится ли наше «я» на соответствующий объем?
Руби. Так если у меня будет полностью механическое тело, где будет располагаться сама Руби?
Нейролог. Мы все знаем, что потерять конечность не означает потерять свое «я». Практика показывает, что даже при потере значительной части мозга сознание сохраняется полностью. Например, бывают случаи, когда новорожденные появляются на свет с большим количеством воды в мозгу, то есть массивным гидроцефалитом: мозг сплющен в тонкую лепешку, и большая часть черепа заполнена спинальной жидкостью. Объем мозга у таких младенцев невелик, но реакции и поведение у них разнообразны и богаты.
Монах. У тибетских философов есть понятие «водяной мозг» – когда у человека вместо мозга почти сплошь вода, а он все равно в сознании. Это позволяет нам предположить, что сознание – нечто большее, нежели мозговая активность.
Руби. И как вы это объясняете?
Монах. Никак, потому что разум неспособен понять самое себя посредством идей. Мы не можем сознавать то, что мы не осознаем.
Руби. Нечто подобное говорил Эйнштейн. Ты спер эту формулировку у Эйнштейна.
Монах. Давай так: мы с ним оба это сформулировали. Мы не верим, что сознание можно обрисовать точно и, если мы постоянно будем пытаться определить его суть, это тупиковый путь. Собственно, смысл осознанности заключается в том, чтобы впрямую увидеть иллюзорную природу наших мыслей и нашего «я». Разрушив иллюзию «я», обретаешь свободу. Мой наставник часто говаривал: «Не воспринимай себя слишком всерьез», – и этот совет можно понимать глобально. Такое испытываешь во время медитации. Начинаешь меньше отождествляться со своими мыслями и обнаруживаешь некую осознанность, которая шире твоих идей о себе и твоей боли.
Руби. Мы говорили о будущем, так давайте вернемся к этой теме!
Монах. Говоря о будущем, мы все время твердим о том, как стать более «продвинутыми», но что мы подразумеваем? Становимся ли мы со временем счастливее, мудрее, добрее как биологический вид? Что нам сейчас нужно, так это развивать ум, обновлять и улучшать наше «программное обеспечение», эволюционировать умственно. Возможно, именно поэтому сейчас так популярна осознанность.
Руби. В главе об эволюции я писала, что мы эволюционируем, чтобы справляться с трудностями и задачами, которые ставит перед нами среда. Технологии – часть этой эволюции, потому что нам необходимо справляться с современными трудностями. Но технологии и сами по себе – трудность, препятствие, потому что они добавляют нашей жизни напряженности и выходят из-под контроля. Поэтому, возможно, следующий шаг нашей эволюции будет состоять в том, чтобы усвоить некое подобие осознанности.
Монах. Да, возможно, осознанность и есть следующий шаг в эволюции.
Руби. Итак, по сути, мы говорим, что нам уже не нужны большие пальцы рук, а очень нужен новый тип сознания, который помог бы исправить вред и ущерб, нанесенный нами миру. Как думаете, мы сможем действительно эволюционировать умом?
Нейролог. Надеюсь, что нет!
