Руби. Иногда пережевывание обиды снова и снова – самое лучшее.
Монах. Но ведь это все равно что упорно держать в руках раскаленный уголь. Страдаешь ты, а не тот, кто совершил что-то неприятное тебе. Прощение поможет тебе выпустить из рук этот уголь и избавиться от жжения.
Нейролог. Возможно, месть и сладка, но гнев и страх способны активизировать лимбическую систему. Это более примитивная часть мозга, которая, как я уже говорил раньше, активирует реакцию «бей или беги». А если цепляться за гнев или страх, заработаешь хронический стресс. Что в свою очередь приведет к выработке ядовитых веществ, таких как кортизол: в долгосрочной перспективе он очень вреден для тела и мозга.
Руби. Не могу поверить, что можно научиться прощать. Освоить прощение как умение, как навык. Мне кажется, прощение противоречит человеческой природе. Что случилось с ветхозаветным принципом «око за око»?
Монах. У этого принципа существенный недостаток: в конечном итоге, если ему следовать, все останутся без глаз: цикл мщения никогда не закончится. Первый шаг к прощению – признать, что гнев – это токсин и что прощение уменьшает его действие. Второй шаг – осознать, что враг дает тебе возможность отточить умение прощать. Он как бы наращивает нагрузку на твоей штанге и тем самым помогает тебе накачать мускулы. По сути дела, враг – твой союзник и помощник в развитии осознанности. Третий шаг в том, чтобы понять, какая именно боль заставляет врага совершать неприятный тебе поступок. Вникая в его побуждения, ты развиваешь в себе мудрость и сострадание.
Руби. А что происходит в мозгу, когда ты решаешь кого-нибудь простить?
Нейролог. Чтобы простить, мозгу нужно сделать две вещи. Во-первых, ему необходимо временно подавить чувство гнева, которое возникает в основном в правой дорсолатеральной префронтальной коре мозга, области, которая ограничивает познание. Затем происходит взаимодействие между передней корой и пристеночной корой, которое обновляет наше восприятие. Это позволяет нам избавиться от упорного стремления обвинить другого, и тогда гнев и стресс идут на спад и исчезают.
Руби. У меня есть девиз – надо бы заказать футболку с такой надписью – «Кого винить?».
Монах. На эту тему существует притча. Некто бросает в тебя камень. Кого ты будешь винить? Ты обвинишь человека, но ударил тебя сам камень. Так почему бы не обвинить камень? Потому что камень не собирался тебя ударить. По этой логике не стоит винить разозлившего тебя человека, а стоит винить ярость и страдание, которые заставили его швырнуть в тебя камень. Когда кто-то причиняет тебе боль, ты всегда думаешь, что человек сделал это нарочно и имеет что-то против тебя. Но, если понять механизмы человеческого сознания, то поймешь, что люди теряют контроль над собой и, когда им больно, говорят и делают многое не нарочно.
Руби. Что происходит, если человек действительно гадина и заслуживает наказания?
Нейролог. Может, человек и заслуживает наказания, но твое желание наказать его сделает тебя несчастной. Пока твоя лимбическая кора повышенно активна, у тебя сохранится высокий уровень стресса.
Монах. Три года назад мой учитель и близкий друг был зверски убит во время путешествия по Китаю. Убийцей оказался Монах в одном из наших монастырей. Мы все его хорошо знали. Думаю, на него нашел приступ безумной ярости, помрачение: никто из нас не мог понять, почему он это сделал. Двадцать пять лет назад, до того как стать Монахом, я бы, возможно, исполнился ненависти и жажды мести и захотел покарать убийцу. Но, когда беда случилась, я ощутил потрясение, горе, но ни жажды мести, ни гнева. Мне было ясно, что того парня надо запереть в тюремной психлечебнице, потому что он опасен для окружающих, но вместо ненависти я ощущал лишь печаль и озабоченность. И сейчас я беспокоюсь о том, каково ему приходится в тюрьме и что с ним будет. Думаю, этот настрой и это отношение – естественный результат моих духовных практик.
Руби. Это действительно очень тяжело. Не знаю, хватило бы меня на такое? Когда я была в Австрии и снималась в документальном фильме про генеалогию, то знала, что перед войной существовал антисемитизм, но в целом люди жили друг с другом мирно. Будучи евреем, ты все равно мог поступить в университет и стать врачом или юристом. Затем чуть ли не в считанные дни твой сосед, приятель, коллега обращался против тебя. Он не просто прекращал с тобой разговаривать, но вел себя как дикарь: громил твой дом, насиловал или бил тебя, не препятствовал поездам, увозившим тебя на верную гибель. Евреи никого не убивали, так что это не было местью. Как и в Руанде или Боснии, этническое меньшинство никого не убивало, тогда почему же его уничтожили? Аш, что происходит в мозгу, когда люди превращаются в дикарей-убийц?
Нейролог. Это вопрос, которым со Второй мировой войны задаются все. Доктор Стенли Милгрэм, психолог из Йельского университета, в начале 1960-х годов стал первооткрывателем в этой области. Он хотел разобраться в психологических защитах, которые нацистские вожди использовали во время Нюрнбергского процесса – главным образом, в их утверждении, что они лишь исполняли приказы. Милгрэм поместил в местной газете объявление, чтобы набрать добровольцев для эксперимента, по его словам, посвященного обучению. Участникам он дал подборку математических задач с решениями. Каждый по очереди должен был сыграть роль учителя, который задает задачи ученику. «Ученика» помещали в отдельную закрытую кабину. Когда «ученик» ошибался, учитель по правилам эксперимента должен был нажать кнопку, которая посылала ученику электрический разряд. Сила разряда увеличивалась от легкого до крайне болезненного и до опасного для жизни, о чем доброволец-«учитель», нажимая кнопку, знал. Не знали добровольцы о том, что «ученик» – актер, подставное лицо и никаких разрядов электрошока на самом деле нет. Однако Милгрэм обнаружил, что каждый из добровольцев, без исключения, продолжал наносить «ученику» болезненные электрические разряды, даже несмотря на то, что слышал, как «ученик» кричит от боли и умоляет, чтобы его выпустили из запертой кабины. Примерно треть добровольцев даже нанесла «ученику» смертельно опасные удары током. Они повиновались, потому что каждый раз, как «учитель» колебался, Милгрэм говорил: «Пожалуйста, продолжайте».
Руби. И это «пожалуйста, продолжайте» так действовало? Не верю.
Нейролог. Этот эксперимент потом воспроизводили много раз, в разных странах, в течение многих лет, и результаты всегда были одинаковы. В самом первом эксперименте на добровольцев, похоже, влияли слова Милгрэма: он заявил, что берет на себя полную ответственность за происходящее. Поэтому, даже нажимая кнопку, добровольцы не ощущали, что это их вина. На Нюрнбергском процессе нацисты говорили то же самое: они лишь выполняли приказы, это не их вина.
Руби. Австрийцы устроили расправу над евреями безо всяких приказов. Немцы даже просили их воздержаться от самосудов и проявлений жестокости. Они хотели взять ответственность на себя.
Нейролог. Так что есть нечто превыше повиновения авторитету. Мы – общественные животные, поэтому определяем человека или как члена нашей стаи, или как чужака. Мы не воспринимаем чужаков как полноценных людей, и это позволяет нам обращаться с ними ужасно. Важно то, что подобное может случиться с кем угодно из нас, в любой момент, если обстоятельства так сложатся. Если авторитетная фигура вызовет в нас достаточно ненависти в адрес чужаков, то тем самым сплотит стаю и вдохновит ее на насилие. И происходит это не в мгновение ока, а постепенно, понемногу, шаг за шагом. Человек начинает фразу со слов: «Я не расист, но…» – и ты уже знаешь, что сейчас он скажет нечто расистское. Это и есть начало утраты нравственных ориентиров.
