Столп пятый – сострадательность
Оставшиеся столпы – центральные в Храме Процветания. Они придают ему большую прочность и силу, но также прибавляют красоты и практичности. Они значительно увеличивают его привлекательность, потому что принадлежат к высшей моральной сфере и, следовательно, к великой красоте и благородству характера. Они делают человека по-настоящему великим и поднимают его на высоту тех, кого на свете мало, – людей безупречной добродетели и яркого интеллекта, озаряющих собой мир.
Сострадательность не следует путать с сентиментальной и снисходительной жалостью, которая похожа на цветок без корня и быстро гибнет, не оставив ни семени, ни плода. Истерика при виде или известии о чьем-то страдании – еще не сочувствие, точно так же, как и вспышка бурного негодования по поводу жестокости и несправедливости – это еще не признак сострадательности. Если человек жесток в семье, если обижает жену, или бьет детей, или оскорбляет прислугу, или изводит соседей язвительными замечаниями, то какого отношения ожидать от него к людям, которые находятся за пределами его ближнего круга! Все его вспышки негодования или сентиментального огорчения насчет жестокости окружающего мира будут лицемерием.
О таких людях Эмерсон говорит: «Ступайте, полюбите свое дитя; полюбите слугу, который колет вам дрова; будьте добросердечны и скромны; будьте милосердны; никогда не прикрывайте свою жестокость и суровость раздутой показной нежностью в отношении чернокожих племен в тысячах милях от вас. Всякая любовь, обращенная на дальнего, возникает в ущерб любви к ближнему». Человек проверяется по его непосредственным поступкам, а не по возвышенным сантиментам; и если все эти поступки постоянно вызываются эгоизмом и злостью, если домашние страшатся, едва услышав шаги такого человека, а когда он уходит – вздыхают с облегчением, то как пусты его выражения сочувствия к страдающим или неимущим и как бесплодно его членство в благотворительном обществе.
Хотя колодец сострадания и способен питать источник слез, но этот источник чаще питается из темного омута эгоизма, потому что когда эгоизм проявляется, он приводит к слезам.
Сострадательность – это глубокая, молчаливая, невыразимая нежность, которая проявляется в кротости характера и забвении себя ради других. Сострадательные люди не порывисты, не проявляют вспышек, но уравновешенны, тихи, спокойны и милосердны. Поверхностные и недалекие умы часто принимают их уравновешенность в отношении чужих страданий за безразличие. Но зоркий и чуткий человек распознает подлинную сострадательность в их молчаливой силе и неизменной готовности спокойно помочь, пока другие мечутся и заламывают руки.
Отсутствие сострадательности проявляется в цинизме, язвительном сарказме, горьких упреках, насмешках и придирках, в ярости и брани, а также в фальшивых сантиментах, которые представляют собой теоретическое выражение сочувствия, но никакими действиями на практике не подкрепляются.
Недостаток сострадательности также проявляется в эгоцентризме, а подлинная сострадательность – в любви; любовь всегда связана со знанием. Человеку свойственно считать, что он существует отдельно от себе подобных, что у него свои отдельные цели и интересы, а также полагать, что он прав, а остальные ошибаются. Сострадательность поднимает человека над этой обособленной и эгоцентричной жизнью и позволяет ему заботиться о себе подобных, вникать в их чувства и мысли. Сострадательный человек ставит себя на место другого и на время способен стать другим человеком, проникнув в чужую душу. Как писал поэт Уолт Уитмен: «У раненого я не пытаю о ране». Ведь расспрашивать страдающего человека – почти непристойно. Страдание требует немедленного отклика, помощи, сочувствия, а не любопытства; и сострадательный человек ощущает страдание другого и старается облегчить его муки.
Кроме того, сострадательный человек не хвастается своей сострадательностью и тем, что помогает другим. Если человек много рассказывает о своих добрых делах и жалуется на то, какой неблагодарностью ему ответили, то он не совершал добрые дела, и ему еще только предстоит достичь той скромности, в которой забываешь о себе ради других, то есть подлинной сострадательности.
Сострадательность в подлинном смысле слова – это единство с теми, кто страдает или бедствует. Поэтому сострадательный человек становится единым целым с другим или другими и видит проблему или явление с разных точек зрения, а не с одной, своей собственной. Он видит глазами других, слышит их ушами, мыслит, как они, чувствует, как они. Это позволяет сострадательному человеку понять любого, даже совсем не такого, как он сам; ему открывается смысл жизни других людей, и дух доброй воли объединяет его с ними. Бальзак писал: «Бедняки меня завораживают; их голод – мой голод; я с ними в их жилищах; я страдаю от их лишений; я чувствую на своих плечах отрепья нищего; в эти мгновения я становлюсь бедным и презираемым». Это напоминает нам изречение Того, кто более велик, чем Бальзак: что деяние ради страдающего ребенка – это деяние во имя Его.
Так оно и есть: сострадание открывает нам путь к сердцам всех других людей, мы духовно сливаемся с ними и, когда они страдают, чувствуем их боль, а когда радуются, радуемся вместе с ними; когда они презираемы и преследуемы, мы духовно спускаемся с ними в пучину отчаяния и близко к сердцу принимаем их унижение и горе. Тот, кто способен на такую связь с другими людьми, на связующее сострадание, никогда не проявит цинизм и не будет никого бездумно осуждать, потому что, обладая сострадательным нежным сердцем, такой человек разделяет боль другого.
Однако, чтобы достичь такой духовной зрелости и обрести дар подлинной сострадательности, необходимо много любить, много страдать самому и испытать темные глубины горя. Дар сострадательности вырабатывается на основе богатого жизненного опыта, благодаря которому человек освобождается от предубеждений, эгоизма, черствости – они выгорают в его сердце. Если человек хотя бы в какой-то мере не испытал настоящей печали и горя, он не сможет сострадать по-настоящему. Необходимо пережить страдание и горе, необходимо, чтобы они утихли, и только тогда человек духовно созреет и обретет неизменную спокойную доброту.
Когда человек переживает страдания определенного толка и они заканчиваются, а остается лишь мудрость, то при следующей встрече, уже с чужими страданиями того же толка, он обретает способность понимать их и отвечать на них подлинной сострадательностью. Если же человек «усовершенствовался страданиями» всесторонне, то превращается в утешителя для других страдальцев и исцеляет их печаль и разбитые сердца, потому что пережил то же, что и они, и хорошо их понимает. Как мать ощущает страдания своего ребенка, так сострадательный человек ощущает боль других людей.
Такова высшая, почти святая форма сострадательности. Однако и менее совершенное умение сострадать – это огромная сила добра в человеческой жизни, и такое повседневное сострадание нужно всегда и всем. Радуясь тому, что во всех сферах жизни есть по-настоящему сострадательные люди, неизбежно сознаешь также, насколько повсеместно распространены грубость, жестокость и оскорбительное поведение. Эти отрицательные качества порождают новые страдания, и есть люди, которые терпят неудачу в делах именно потому, что они грубы, черствы и жестоки. Грубый, жестокий человек или холодный и расчетливый, словом, тот, в ком источник сострадательности иссяк, может быть во всем остальном человеком способным, деятельным, смекалистым, но в конечном итоге вряд ли избежит краха в своих делах. Его яростная грубость или холодная жестокость постепенно отпугнут от него окружающих – и не только от него, но и от тех, кто связан с ним по роду деятельности. Поэтому всякое подобие процветания исчезнет из его жизни, и он останется одиноким неудачником, возможно пребывающим в безнадежном отчаянии.
