Лоу не сильно постарел. Его величавая фигура нисколько не потеряла своей стройности и красоты, лицо было прекрасно, как прежде, сохраняя свежесть кожи и женственную мягкость, отличавшие его прежде. Его обхождение, всегда вежливое, приобрело невыразимое изящество вследствие постоянного общения с членами иностранных дворов. Кроме того, удивительная способность Лоу очаровывать других нисколько не покинула его.
Жизнь среди постоянных возбуждений, поздний сон, некоторые излишества и постоянная игра должны бы были сказаться на здоровье, по крайней мере на внешности, но Лоу и в сорок четыре года всё ещё был, так сказать, молодым человеком. Заботясь, как всегда, о своей наружности, он по-прежнему щеголял в модных и дорогих нарядах.
Сердце Джона гордо и радостно билось, когда он входил в роскошные залы огромного помещения на Вандомской площади, заготовленного для него человеком, которого он послал переместить свои капиталы из Италии, — входил в сопровождении леди Катерины, прекрасной дочери и цветущего сына. Как возвышала его дух мысль о тех чудесах, которые ему предстоит совершить! В эту минуту возникали перед ним блестящие видения: он не мог только представить себе конца. Леди Катерина, со своей стороны, была довольна и почти также рисовала себе будущее. Утомлённая путешествием, она была очень рада вернуться в Париж, свой любимый город. Разделяя с мужем постоянные неудачи его финансового плана, она естественно восторгалась той блестящей будущностью, которая теперь открывалась для него — ведь если регент ему благоприятствует, то какие могут быть препятствия? Она была довольна, что Лоу уже стоит на пути к положению, достойному его. Муж и жена часто вспоминали впоследствии те чувства, которые испытали в ночь возвращения своего в Париж.
Глава XII. Регент и аббат Дюбуа
Прежде чем продолжать наш рассказ, может быть, будет не лишним дать краткое описание герцога, который теперь захватил в свои руки бразды правления и сделался неограниченным правителем Франции.
У Филиппа Орлеана, племянника Людовика XIV, было очень много сходного с английским королём Карлом II
[39], но в нраве его было больше тёмных пятен, чем у английского короля. Как и Карл II, регент был весёлым, жизнерадостным остряком, который не лез за словом в карман, неверующим, распутником, не уважавшим чести ни мужчины, ни женщины. Как Карл, он был щедр на обещания, которых никогда не думал исполнять, но которые давал с таким искренним видом, что никто не мог сомневаться в них. Как английский король, он был достаточно великодушен, чтобы прощать своих врагов. Когда его убеждали наказать тех, которые распускали про него клевету во время царствования покойного короля, он гордо ответил: «Регент не мстит за оскорбления герцога Орлеанского». Филипп был уверен, что способен по одному взгляду узнать нрав всякого человека, и нередко оказывался прав. Обладая замечательной памятью, он никогда не забывал того, что читал или слышал. Ещё очень молодым Филипп сделал первый блестящий шаг на военном поприще, под предводительством герцога Люксембурга у Штейнкирка и Нейвинде, и приобрёл бы, без сомнения, большую военную славу, кабы не зависть его царственного дяди. Осуждённый на бесславную праздность, Орлеан удовлетворялся жизнью сибарита. Но несмотря на чувственность, он имел множество занятий и мог бы, если бы хотел, быть разносторонне образованным человеком. Его мать, Шарлотта-Елизавета, принцесса из баварского Пфальца, весьма умная женщина, говорила, что к рождению Филиппа были приглашены феи, и каждая дала ему по одному таланту, но одна злая фея, которую забыли пригласить, пришла непрошеная и сказала: «У него будут все таланты, кроме таланта делать из них употребление».
Филипп был художником, гравёром, механиком, музыкантом, он сделал прекрасные рисунки к «Дафнису и Хлое»
[40], Амио
[41] и сочинил оперу, которую разыграл в присутствии короля и придворных с большим успехом. Он также занимался химией с большим прилежанием, и своею ловкостью в этой науке навлёк на себя весьма низкие подозрения. Скоропостижная смерть дофина, единственного сына Людвига XIV, а на другой год столь же внезапная кончина герцога Бургундского, внука короля, за которым вскоре последовал в могилу его старший сын, герцог Бретонский, — все эти ошеломляющие события вызвали подозрение, которое естественно пало на Орлеана как на лицо, наиболее заинтересованное в удалении этих наследников, препятствовавших ему занять престол. Только слабый младенец, герцог Анжуйский, правнук короля, оставался теперь в живых и спасся, как думают, благодаря противоядию, данному его гувернанткой, герцогиней Вантадур. Тщетно Филипп заявлял о своей невиновности и пытался защититься от негодования общества, тщетно просил следствия — его оправданиям не верили. И бремя этого подозрения оставило неизгладимый след на его нраве. Главный врач Людовика XIV, Марешаль, пытался снять с герцога ужасные подозрения и расхваливал его большие научные способности, обращаясь к королю:
— Государь, если бы герцог Орлеанский был честным человеком без состояния, то у него было бы более чем десять способов заработать средства к существованию. Притом он самый лучший человек в мире.
— Самый лучший человек! — воскликнул Людовик. — Вы знаете, кто такой мой племянник? Скажу вам в двух словах: это преступник-хвастун
[42].
Утверждали, что Филиппа постигло случайное возмездие. Он будто бы умер, пытаясь отравить чашкой шоколада молодого короля. Подозревая его намерение, слуга, как говорят, решил переставить чашки. Однако нет основания сомневаться в том, что внезапная смерть Филиппа в Версале произошла от апоплексического удара.
Но вернёмся к нашему рассказу. Несмотря на подозрительность и отвращение короля, который пожелал устранить его от регентства, несмотря на тайную вражду госпожи Ментенон и иезуитов
[43], а также на недовольство придворных и ненависть народа, который часто угрожал его жизни, несмотря на то, что Орлеан имел очень мало шансов достигнуть предмета своего честолюбия, он не унывал. Людовик ХIV узаконил своих сыновей от госпожи де Монтеспан
[44]: герцога Мэна и графа Тулузского, и в своём духовном завещании назначил первого из них опекуном своего малолетнего наследника, поручив ему начальство над дворцовыми войсками. А чтобы лишить племянника неограниченной власти, назначил совет регентства. Но Орлеан, с виду равнодушный и погрязший в разврате, втайне усиливался и готовился к борьбе. Он приобрёл сторонников в лице герцога Ноайля, полковника французской гвардии герцога Гиша, полковника швейцарской гвардии Рейнольда, маршалов Виллара и Вильруа и канцлера Вуазена. Последний открыл ему тайну завещания короля.
