Лаборд пошатнулся, словно кто нанёс ему тяжёлый удар, и со стоном упал на стул. Заботливо следя за своим отцом, Коломба сказала чиновнику:
— Не истолкуйте в дурную сторону поведения моего отца, сударь. Его нервы сильно расшатаны прошлым: малейший пустяк возбуждает его. Какой-то враг донёс на него, но обвинение совершенно неосновательно: ему нечего прятать. Обыщите дом от верха до низа, и вы найдёте его лишённым всех драгоценностей и обстановки.
— Это соответствует имеющимся у нас сведениям, сударыня. Мы знаем, что ваш отец притворяется бедным, чтобы избегнуть пеней и наказаний, назначенных указом, но эта хитрость не поможет ему. Послушайте меня, господин Лаборд, желаете вы выдать эти деньги или мы должны искать их?
— Если вы сомневаетесь в том, что говорить моя дочь, можете обыскать дом, сударь. Но если эти поиски будут безуспешны, надеюсь, я буду освобождён.
— Ни в коем случае; у меня приказ представить вас в судилище. Нужно дать ответ на вопросы генерал-прокурора Фурке. Вам было бы выгоднее выдать деньги по доброй воле, но так как вы отвергаете это предложение, то мы должны разыскать их. Вы пойдёте со мной. Ну, покажи дорогу в подвал, бездельник, — обратился он к Дельмасу.
Бросив украдкой взгляд на своего хозяина, старый слуга повиновался и повёл всех в нижнюю часть дома. Придя к двери подвала, которая оказалась незапертой, чиновник взял факел у одного из солдат и вошёл в комнату со сводами. Он тотчас же заметил, что камень был снят: на его месте зияла глубокая яма. Приблизив свет, он нашёл яму пустой и крикнул Лаборду, который в эту минуту входил в подвал:
— Ага! Вы опередили нас, сударь! Понимаю. Клад исчез. Что вы скажете на это, сударыня? — прибавил он, обращаясь к Коломбе.
Она не отвечала, но, по-видимому, была сильно поражена.
— Теперь, сударь, скажите нам, где мы можем найти деньги? — прибавил чиновник, обращаясь к Лаборду.
Тот не отвечал.
— Мы здесь только теряем время! — крикнул полицейский. — Веди нас в спальню твоей молодой госпожи, мошенник! — прибавил он Дельмасу.
— Ах! — прошептала Коломба, и ужасная догадка промелькнула у неё. — Может быть, Рауль это сделал? Но нет, нет!.. Это слишком ужасно!
Принуждённая сдерживать свои чувства, она сопровождала всех до верхней части дома. При входе в спальню урядник бросил вокруг беглый взгляд и направился прямо к чулану, но, найдя его запертым, потребовал ключа у Лаборда, который отдал ему его со вздохом. Дверца была открыта, поиски чиновника увенчались успехом. Он нашёл там большой ящик и туго набитые кожаные мешки, очевидно, полные денег. Они были сброшены в угол чулана, даже не было сделано попытки спрятать их. В самом деле, их только что принесли сюда. По распоряжению чиновника сундук и мешки были вынесены из чулана и положены на стол посреди комнаты. Они были открыты и оказались полны золотых монет.
— Здесь должно быть сто тысяч ливров, — обратился чиновник к Лаборду. — Такова ли эта сумма?
— Да, это так. Не могу отрицать этого, — ответил несчастный. — Но кто донёс на меня?
— Обратитесь с этим вопросом к суду — сказал чиновник.
«Теперь мне всё ясно! — мысленно воскликнула Коломба. — Но я не считала его способным на такую подлость...»
Были призваны остальные гвардейцы, и сундук с мешками сдали им под охрану.
— Вы возьмёте всё? — крикнул Лаборд в порыве горя. — Вы ничего не оставите моей дочери?
— Я должен передать все деньги генерал-прокурору, — ответил чиновник. — Вы и ваш слуга Дельмас будете сегодня ночью отведены в Консьержери
[63], а завтра утром предстанете пред судом. Проститесь с вашей дочерью.
Нежно обняв дочь и поручив её, почти в полуобморочном состоянии, попечению Лизетты, Лаборд сказал чиновнику, что готов следовать за ним. Он и старый Дельмас были посажены в Консьержери и заперты на ночь.
На другой день двое заключённых предстали пред страшным судом. На строгие расспросы судьи о том, имеются ли у него ещё скрытые деньги, и на угрозы пыткой в случае неполного признания, Лаборд мог заявить только, что показывает правду. Затем был подвергнут допросу Дельмас. Ему сказали, что если он даст такие указания, которые приведут к обнаружению каких-нибудь других тайных кладов, то он не только будет освобождён, но и получит награду. После этого его отвели в соседнюю комнату, где подвергли пытке посредством выворачивания большого пальца. Старик вынес испытание с большим мужеством, и так как от него ничего не могли добиться, то вскоре опять привели в суд. Наконец обоим преступникам был вынесен приговор. Все спрятанные Лабордом деньги подвергались изъятию в пользу государства, а за совершенное им великое преступление его присудили три раза стоять у позорного столба, а затем сослать на вечную каторгу. Дельмас также был приговорён к позорному столбу, но этим наказание и ограничивалось.
На следующий день первая часть сурового приговора была приведена в исполнение. Без рубашки, с верёвками на шее, с зажжёнными свечами в связанных руках, эти двое несчастных были привязаны к телеге. На спине каждого висел ярлык, с надписью «Грабитель народа». В этом жалком виде их возили по улицам, среди громких криков черни, по направлению к Рыночной площади. Позорный столб представлял собой восьмиугольную каменную башенку, с высокой остроконечной крышей, находившуюся на одной стороне живописной старой площади. В каждом углу башенки было высокое окно без стёкол, так что можно было отлично видеть внутри вращающееся на оси большое горизонтальное колесо. Внутри обода этого колеса, которое и составляло позорный столб, были сделаны отверстия для головы и рук страдальцев. Привязанные к этой машине, в тяжёлом и унизительном положении, бедный Лаборд и его преданный слуга были выставлены на несколько часов на оскорбления и насмешки черни, которая беспрестанно бросала в них грязью, тухлыми яйцами и другими предметами.
Среди большого стечения народа, собравшегося в этот день на Рыночной площади, был только один человек, который чувствовал некоторое сострадание к несчастным и которого это зрелище ужасало и возмущало. Это был молодой англичанин двадцати двух лет, очень красивой наружности, недавно прибывший в Париж. Он не был предубеждён против страдальцев и, думая, что они несправедливо наказаны, крайне негодовал на жестокое обращение с ними толпы. Он уже собирался уйти и пытался выбраться из кучи торговок, среди которых иные напоминали собой фурий по своему языку, как вдруг его остановило смятение народа, вызванное молодой девушкой, пробовавшей силой проложить себе дорогу к позорному столбу. Она была красива, несмотря на то, что глаза её беспокойно блуждали, причём наружность и одежда свидетельствовали о принадлежности к гораздо более высокому классу, чем окружающая толпа. С нею была горничная, тщетно пытавшаяся удержать её. Едва ли нужно объяснять, что эта несчастная девушка была Коломба Лаборд.
