— Я поступил неправильно, явившись к Вашему Высочеству без позволения, — сказал Миль. — Но я полагал, что вы, по своей доброте, которую я испытал столько раз, простите меня.
— Объяснение, представленное вами, гораздо более удовлетворительно, чем я ожидал, — промолвил регент. — Мне очень приятно слышать, что вы отличились, капитан Миль, — так, кажется, я должен теперь звать вас? Снимаю с вас запрещение являться в Пале-Рояль, и отныне вам разрешается бывать на моих утренних приёмах.
Миль низко поклонился и ушёл с Горном. Когда они вышли, граф Носе подошёл к регенту и тихим голосом сказал:
— Монсеньор, вы знаете, что я физиономист. Я внимательно следил за лицом Горна во время свидания с Вашим Высочеством. Это плохое лицо, очень плохое. Я убеждён, что он способен на преступление. Мне даже кажется, что он умрёт не своей смертью.
— Ба! — воскликнул регент недоверчиво. — Если бы вы сказали мне это о Миле, я мог бы поверить, но Горн... Нет!
— Это написано у него на лице, монсеньор. И если только я не заблуждаюсь, Миль разделит его участь.
Глава III. Кофейня Прокопа
Первая кофейня в Париже была открыта одним армянином по имени Паскаль, лет за сорок до описываемого времени. Учреждение это пришлось очень по вкусу парижанам: теперь их там было уже более трёхсот. Одним из лучших заведений была кофейня Прокопа, известная в наши дни под именем кофейни Зонни, находящейся на улице Сен-Жермен де-Пре, как раз против старой Комедии. В кофейне Прокопа, кроме самого лучшего кофе в Париже, можно было найти многочисленные увеселения. В задней зале разрешалась игра, а в отдельных кабинетах можно было получать прекрасные ужины, в которых принимали участие очаровательные актрисы Комедии и прелестные певицы Оперы. Немудрено, что кофейня Прокопа посещалась поэтами, актёрами, художниками, дельцами, учёными, студентами и весельчаками.
Покинув Пале-Рояль, Горн и Миль поехали к Прокопу, где ожидали встретить своего друга, шевалье Этампа. Войдя в главную залу — просторное помещение, украшенное богатой позолотой и зеркалами, — они заметили Этампа, сидевшего за столом и попивавшего кофе с незнакомцем, наружность и обращение которого не располагали в его пользу.
Шевалье Этамп был молодой человек лет двадцати двух или двадцати трёх, довольно приятный на вид и хорошо одетый. Человек, сидевший с ним, был средних лет, низкий, толстый, с чрезвычайно приплюснутым носом на грубом лице. Хотя его костюм был богат, он имел решительно мещанскую наружность и манеры.
Горн и Миль удивились близости их друга с этим незнакомцем, но удивление их рассеялось, когда он был представлен им Этампом как Никомед Коссар, директор Западной Компании. Они поняли, почему Этамп оказывал ему такое внимание, и, в свою очередь, стали заискивать его расположения. Став директором большого товарищества, Коссар сильно поднялся в своём собственном мнении и придавал себе очень важный вид. Судя по его словам, он был правою рукой Лоу — главный директор ничего-де не делал без совета с ним. И здесь, когда Горн заговорил о намерении Лоу выкупить паи Компании с премией в 40 %, он сейчас же воскликнул:
— Это была моя мысль! Я передал её главному директору, который сразу понял, что это будет ловким политическим приёмом, и принял её. Мы разорим братьев Пари. Но это только начало системы. У меня здесь имеются другие планы, — прибавил он, хлопая себя по лбу! — И когда они осуществятся, мир будет поражён.
— Может быть, вы будете столь любезны, господин директор, иногда надоумливать меня? — сказал граф Горн. — Я приехал в Париж в надежде заработать немного денег.
— Господин Коссар дал уже мне несколько ценных советов, которыми я надеюсь воспользоваться, — заметил шевалье Этамп.
— Я думаю, господин Коссар окажет и мне такую же любезность, — заметил Миль. — Немного слов, сказанных им, дадут мне возможность приобрести состояние.
— Мне доставит большое удовольствие оказать вам услугу, господа, — ответил Коссар. — Но если я вам дам указания, вы должны следовать им, не требуя объяснений. Позвольте мне спросить вас, имеете ли вы сколько-нибудь паёв Западной Компании?
— У меня их двадцать. И я собираюсь завтра продать их, чтоб получить премию, обещанную господином Лоу, — ответил Горн.
— Вы совершите ошибку, — выразительно сказал Коссар. — Держите их. Если можете, купите ещё.
— Но премия?
— Не думайте о ней, — сказал Коссар. — Если вы решились продать, я куплю паи по нарицательной цене. Но советую вам подержать их.
— Я не продам ни одного, — сказал со смехом Миль.
— И я также, — прибавил Этамп.
— Напротив, покупайте, покупайте! — вскричал Коссар. — Я думаю, что могу достать вам несколько у Лаборда, но вы заплатите за них вдвойне. И всё-таки они стоят этого. Я не продам ни за какую цену.
— Скажите, пожалуйста, кто такой этот Лаборд? — спросил Миль.
— Как же! Он мой товарищ, директор! — воскликнул Коссар. — Очень умный человек и пользуется большим доверием мистера Лоу, вполне заслуженно, могу сказать. Мы с Лабордом первые советники главного директора.
— А богат Лаборд? — спросил Миль.
— Он почти уже богат. Через несколько месяцев станет миллионером. Бедный Лаборд! Он испытал удивительные превратности судьбы. Несколько лет тому назад он был очень состоятелен, но почти был разорён своим сыном-повесой, долги которого он уплачивал. Затем окончательно пустила его по миру Судебная Палата. К счастью, когда он находился в самых трудных обстоятельствах, он нашёл друга в мистере Лоу, который дал ему место в банке — с того времени до настоящего дня положение его всё улучшается.
— Сын поможет ему тратить деньги, — заметил Этамп.
— Нет, этого не будет, он избавился от этого негодяя! — возразил Коссар. — Рауль Лаборд не посмеет показать носа в Париже. Но я должен сказать вам, господа, что собираюсь жениться на дочери Лаборда.
— Чёрт возьми! — воскликнул Миль. — Разве возможно, чтобы Коломба согласилась выйти за вас замуж?
— Вполне возможно, даже более того: это факт, — промолвил Коссар, несколько оскорбившись. — Вследствие нездоровья Коломбы Лаборд свадьба была отложена, но она состоится скоро. Позвольте мне заметить, капитан де Миль, что мне неприятно слышать, когда мою нареченную невесту называют как-нибудь иначе, чем мадемуазель Лаборд. Не думаю, чтобы между вами и ею существовали такие близкие отношения, которые давали бы вам право так свободно называть её. Вы разве знакомы с мадемуазель Лаборд и её отцом?
— Я прежде их знал, — ответил Миль. — Я был большим другом Рауля Лаборда, его закадычным другом.
— Это едва ли послужит вам в пользу в глазах отца и дочери, — заметил Коссар.
— Говорила ли вам когда-нибудь Коломба... то есть мадемуазель Лаборд... о Рауле? — осведомился Миль.
— Она никогда не упоминает его имени. Но я знаю об её чувствах от отца. Она не желает снова видеть своего брата. Но вот и сам Лаборд. Если хотите выслушать его мнение о Рауле, можете легко узнать это.
