— Отец? — мысленно произнёс Миль. — Чёрт бы его побрал! Какая нелёгкая принесла его сюда в такую минуту!
Положение было опасно и смутило бы всякого, не обладающего крепки ми нервами; но самоуверенность не покидала Миля. Когда старик Лаборд подошёл к столу, за которым сидел Коссар, последний встал и обменялся с ним несколькими словами, очевидно делового содержания. В это время взор старика Лаборда упал на Миля, который попивал свой кофе и болтал с прочими с самым равнодушным видом. Вдруг, прекратив разговор, Лаборд воскликнул изменившимся голосом:
— Не обманывают ли меня мои глаза? Может ли это быть?
— Да-да, мой добрый друг, это тот, о ком вы думаете, — ответил Коссар. — Это капитан де Миль.
— Де Миль? — произнёс Лаборд.
— Я думаю так, хотя я с ним не знаком. Он только что вошёл с Горном и был представлен мне Этампом. Если я понял, он — кавалерийский офицер австрийской службы.
В эту минуту Миль, хотя с виду и не следивший за собеседниками, однако одним глазком поглядывавший на них, встал и с большой небрежностью сказал:
— По-видимому, вы не узнали меня, господин Лаборд?
— Я и не желаю вас узнавать, — ответил старик, стараясь совладать со своим смущением. — На пару слов, капитан де Миль, — прибавил он, отходя в сторону.
— С удовольствием, месье! — отвечал капитан, последовав за ним в отдалённой угол комнаты, откуда их нельзя было слышать. — Садитесь, пожалуйста, — прибавил он, предлагая ему стул. — Так мы будем обращать меньше внимания на себя. Позвольте мне предложить вам чашку кофе.
Через минуту душистый напиток был подан, но Лаборд не прикоснулся к нему.
— Вы хорошо сделали, что переменили имя, которое опозорили, — промолвил он — Правда ли, что вы состоите на военной австрийской службе?
— Совершенная правда. Если вы сомневаетесь, то спросите моего товарища, офицера графа де Горна. У меня прекрасное положение, и я уверен в повышении. Вы должны меня поздравить, месье.
— Поздравлю, когда вы будете командовать полком. А пока, признаюсь, вы стали лучше, чем я ожидал. Но в высшей степени неразумно с вашей стороны вернуться в Париж, не получив позволения главного начальника полиции. Будьте уверены, вас узнают и арестуют.
— На счёт этого будьте спокойны, месье. Я вне опасности. Я примирился с регентом и пользуюсь охраной Его Высочества. Мало того: я получил право входа в Пале-Рояль. Я с большой радостью узнал, месье, от вашего друга Коссара, что ваши дела в блистательном положении. Полагаю, вы не забудете, что у вас есть сын.
— У меня нет сына, — угрюмо ответил Лаборд. — Я навсегда отверг его, когда стоял у позорного столба на Рыночной площади, куда попал я из-за него. Никогда нельзя забыть такого гадкого и бесчеловечного поступка. Если я встречаю его, то лишь как чужого.
— Вы, вероятно, измените ваше расположение, месье?
— Никогда! — воскликнул решительно Лаборд. — Повторяю, у меня нет сына.
— Пожалуйста, успокойтесь, месье! Могу сказать, что прогнанный вами сын относится философски к вашему обращению с ним и соглашается с вашим желанием относиться к нему, как к чужому. Поэтому как капитан Миль, обращаюсь к вам, как к влиятельному директору Западной Компании, с просьбой помочь в моих делах.
— Как капитан Миль, вы не можете иметь никаких притязаний на меня, — ответил Лаборд холодно. — Поэтому я должен отказаться помогать вам. Словом, мы не должны более встречаться.
— Извините меня, месье, — возразил Миль. — Я вовсе не намерен расстаться с вами таким образом. Мы должны прийти к соглашению. Если вы меня отвергаете как капитана Миля, то я буду принуждён снова принять свою прежнюю фамилию и назвать себя вашим сыном. Я думаю, вам это не понравится?
— Нет, этого не должно быть, по крайней мере, до свадьбы Коломбы, — подумал Лаборд, смущение которого не ускользнуло от наблюдательного взгляда сына. — Вы снова правы, — обратился он к сыну. Принятие вами старого имени будет мне неприятно. Это было бы также в высшей степени предосудительно и лично для вас.
— Хм! Я в этом не так уверен.
— Ваше возвращение будет источником большой неприятности для вашей сестры и может помешать её свадьбе с Коссаром.
— Ага! Понимаю, — подумал Миль. — Мне хотелось бы иметь несколько паёв Компании, месье, — сказал он вслух. — С полдюжины, пожалуй, будет достаточно. Коссар только что сказал, что у вас осталось несколько штук.
— Но я уже обещал их...
— Обещали или нет, но я должен иметь полдюжины... как плату за моё согласие на ваше предложение.
— Хорошо, вы получите их, но только под тем непременным условием, что вы больше не будете меня тревожить.
— Идёт! — крикнул Миль. — Если вы не хотите пригласить меня в отель Невер, отошлите паи в отель Фландр, на улице Дофина, где я живу с Горном и Этампом. Кстати, о Коссаре. Меня поражает... Он совсем не подходящий супруг для Коломбы.
— Коломба вполне довольна.
— О, я не могу ничего сказать против него. Я предполагаю, он очень богат, а в этом вся суть. Но я не думаю, чтобы Коломба согласилась выйти за него замуж. Я воображал, что сердце её занято молодым красивым англичанином, Ивлином Харкортом.
— Ей когда-то нравился этот молодой человек, но это всё кончилось задолго перед тем, как на сцену явился Коссар.
— Счастье, что так: иначе надежды Коссара были бы очень слабы. Но я рад, что дела приняли такой оборот: мне противен Харкорт. Он всё ещё в Париже?
— Да.
— Тогда я, может быть, получу удовлетворение. Я уже давно дал себе слово перерезать ему горло.
— Мне не жалко было бы, если бы вы сделали это — Коссар не любит его, но Коломба, я опасаюсь, лелеет ещё тайные намерения относительно него.
— Отсюда можно будет выжать кое-что, — подумал Миль.
— Ну хорошо, месье, — прибавил он вслух, — я попытаюсь освободить вас от этого назойливого франта. Но если мне это удастся, я буду ждать какого-нибудь вознаграждения за услугу.
— Вам будет очень легко встретиться с ним, — сказал Лаборд, не обращая внимания на последнюю часть замечания своего сына. — Он приходит в эту кофейню ежедневно, и приблизительно в это время. Я редко не застаю его здесь.
Глава IV. Капитан Ламот Кадильяк
В эту минуту несколько человек вошли в кофейню. Среди них находился старик, наружность которого производила сильное впечатление. Он был одет в устарелую военную форму которую носили лет сорок тому назад и которая теперь совсем вышла из моды. Лицо его, весьма выразительное, было бронзовым от загара и покрыто рубцами, тело весьма сухощаво, шея длинная и тонкая. Он разговаривал громко, как бы желая обратить внимание на свои слова.
— Вот солдат времён Тальяра
[83]! — воскликнул Миль. — Кто он такой?
