— Я не могу позволить вам этого, капитан, — сказал решительно чиновник. — Вы и так уж слишком много злоупотребляли моим терпением. Идёмте!
Он повернулся было к выходу, но был задержан Харкортом, который, войдя в кофейню в ту минуту, как начался арест капитана, подошёл поближе, чтобы узнать, что происходит. Чиновник показал ему знаком, чтобы он сошёл с дороги, но Ивлин не двигался с места.
— Вы не откажетесь исполнить просьбу старика? — сказал он полицейскому. — Дайте ему договорить!
— Что значит это вмешательство, месье? — резко спросил полицейский. — Какое право вы имеете мешать мне при исполнении моих обязанностей?
Прочь с дороги, под угрозой наказания!
В ту же минуту внимание его было привлечено Кадильяком, который, воспользовавшись этим вмешательством, встал на стул, чтобы обратиться с речью к собранию. Его друзья быстро обступили его, так что чиновник не мог подойти близко и увести его оттуда.
— Это всё вы наделали, месье! — крикнул полицейский Ивлину. — Если, вследствие этого, произойдёт какое-нибудь волнение, вы будете отвечать за него.
— Не беспокойтесь, месье, никакого волнения не произойдёт! — крикнул Кадильяк со своего возвышения. — Как только скажу несколько слов всему обществу, я спокойно последую за вами. Слушайте меня, господа! — прибавил он, возвышая голос. — Меня сейчас посадят в Бастилию, потому что мистеру Лоу невыгодно, чтобы народ знал истинное положение колонии на Миссисипи. Но я спрашиваю вас: неужели тюрьма — должная награда старому солдату, который верно служил отечеству? Посмотрите сюда! — прибавил он, обнажая свою грудь. — Вот следы ран, полученных мною у Флёри, когда мы разбили голландцев. Этот рубец получен мною у Монса, этот — при осаде Намюра, этот — при Юи
[86]. Я удостаивался похвал за храбрость от маршалов Люксембурга и Буффлера, и вот единственная награда, которой я достиг! Я пробыл семнадцать лет на Миссисипи и более половины этого времени провёл с краснокожими индейцами, сопутствовал им на охотах, в их войнах с враждебными племенами. Я хорошо ознакомился со всей страной и смело утверждаю, что пройдёт много-много лет, прежде чем она может быть заселена другими жителями, кроме нынешних диких обитателей её. Там нет ни благородных металлов, ни драгоценных камней, а реки кишат аллигаторами
[87]: в болотах свирепствуют лихорадки. Если бы тело моё не было железным, я давно бы погиб. Оттого-то я убеждён, что в наше время колония не процветёт хотя это может случиться позднее, и громко предупреждаю вас: предприятие Антуана Кроза потерпело неудачу, не будет иметь успеха и предприятие Джона Лоу! Оно разорит всех тех, кто примется за него. Не будучи в силах опровергнуть моих заявлений или заставить меня молчать, главный директор Западной Компании посылает меня в Бастилию. Он станет по-прежнему обманывать пайщиков. Он станет убеждать их, что все богатства Мексики и Перу будут найдены на Миссисипи! Но правда в итоге выплывет наружу. И тогда, хотя уже слишком поздно, вспомнят о моих предостережениях.
Громкий гул поднялся в группе людей, обступивших старика, посыпались ругательства на Лоу.
— Не будьте несправедливы, господа! — сказал Ивлин. — Я уверен, Лоу никогда не посоветовал бы такой суровой меры.
— Эта мера необходима, сэр! — воскликнул Коссар. — Кадильяк арестован по приказанию господина Лоу.
— Не верю, даже если вы, сэр, утверждаете это! — возразил Ивлин.
— Кто передал вам припечатанное письмо, месье? — спросил Коссар чиновника.
— Господин Лаборд, который получил его от господина Лоу, — ответил полицейский.
Молодой человек молчал, но по лицу его было видно, что это сообщение ему очень неприятно.
— Меня уже задержали здесь достаточно долго, — сказал чиновник. — Идёте ли вы, Кадильяк? Или я позову стражу, и она утащит вас отсюда силой.
Кадильяк сошёл со стула. Друзья расступились и позволили ему пройти. Затем он последовал за чиновником, гордо подняв голову и твёрдо ступая. У дверей кофейни стояла карета, а около неё выстроились в ряд двенадцать гвардейцев. Арестованный был посажен в экипаж чиновником, севшим рядом. Один из солдат вскочил на козлы и приказал кучеру направиться в Бастилию.
Глава V. Миль и Коссар — друзья
Никому из присутствовавших рассказанное только что событие не причинило столько огорчения, как Ивлину Харкорту. Он следил глазами, как вели в тюрьму храброго солдата, а затем упал на стул и предался горестным мыслям. Его отрезвил громкий смех, непристойностью своей поразивший его слух. Оглянувшись, он заметил Коссара. Конечно, богач-директор, отбивший у него ту, которую он любил всей душой, был предметом особой ненависти для Ивлина. Коссар питал такое же отвращение к противнику, но гораздо более заботился о своей безопасности и остерегался заводить ссору. Он ненавидел поединки и был столь миролюбивого нрава, что оставалось нерешённым, мог ли его вызвать даже удар палкой или ногой. Коссар прекрасно знал о привязанности, существовавшей между его нареченной и Ивлином, и более чем подозревал, что его невеста ещё таит надежды относительно прежнего возлюбленного. Но он не очень беспокоился об этом, так как не боялся потерять её. Коломба всеми силами старалась избегать его и никогда не хотела оставаться с ним наедине. Её обращение с Коссаром было таково, что ему, при всём самомнении, было невозможно обманывать себя мыслью, что она любит его. Но это тревожило его меньше, чем подозреваемая любовь её к Ивлину.
То обстоятельство, что свадьба не произошла уже давно, не было виной Коссара и тем более Лаборда. По той или другой причине церемонию постоянно приходилось откладывать её: даже теперь не было назначено дня для совершения обряда. У Коломбы всегда имелась новая отговорка, чтобы отложить венчание. Если бы отец не был так занят делами Западной Компании, он, пожалуй, не уступал бы её «капризам». Но пока что Коссар усердно посещал невесту и пытался снискать её расположение великолепными подарками. Она принимала их с большим неудовольствием. Но эти подарки доставляли большую радость Кэти Лоу, которая без устали рассматривала их и говорила, что бриллианты Коломбы гораздо красивее бриллиантов её мамы. Мы не должны умолчать о том, что хотя Коломба не могла подавить свою привязанность к Ивлину, она ни разу не обменялась с ним словом наедине и не пересылалась письмами. Они иногда встречались в обществе, вот и всё.