— Я не могу помочь этому, папа. Я обещала выйти замуж за господина Коссара и выйду. Но не могу любить его. Попросите его не присылать мне больше никаких подарков.
— Пустяки! Я не могу запретить ему этого. В первый раз вижу женщину, которая предъявляла бы такое нелепое требование. Но довольно об этом. У меня неприятные новости. Кого бы ты думала, я встретил вчера в кофейной Прокопа?
— Не Рауля, надеюсь!
— Его. И он сидел с Коссаром, который, однако, не знает его настоящего имени и, надеюсь, не узнает. Рауль называет себя капитаном Милем. Он, если верить ему, кавалерийский офицер австрийской службы. Регент кажется, снял своё запрещение и разрешил ему вернуться в Париж. У него довольно порядочный вид, богатое платье. Его товарищи — двое знатных молодых людей, Горн и Этамп; но у них такой же распущенный вид, как и у него.
— Говорили вы наедине с Раулем, папа?
— Недолго, но достаточно, чтобы убедиться, что он не изменился. Его единственною целью было вытянуть из меня деньги.
Он отвернулся, закрыл лицо руками и, помолчав, произнёс сокрушённым голосом:
— Этот жестокий негодяй принесёт мне стыд и печаль. Он уже разбил сердце матери, теперь разобьёт и моё. Он крепко прилип к Коссару и, как вампир, не бросит его, пока не высосет до капли всю кровь своей жертвы.
— Если вы действительно думаете так, папа, то ваш долг — предупредить Коссара. Пожалуй, я сделаю это.
— Нет, нет! Нет ещё! — торопливо воскликнул Лаборд. — Когда выйдешь замуж, можешь рассказать всё мужу.
— Но Коссар должен знать теперь.
— Я решительно запрещаю тебе говорить ему об этом! Коломба, больше не должно быть задержек для твоей свадьбы. Возвращение Рауля делает это необходимым! Когда вы поженитесь, я буду спокоен.
Прежде чем Коломба ответила, вошёл лакей в богатой ливрее и доложил Лаборду, что леди Катерина Лоу была бы рада поговорить с ним. Старик поднялся и, сказав дочери, чтобы она подумала о его словах, пошёл вслед за лакеем в большую, великолепно обставленную залу, где застал одну только хозяйку.
Леди Лоу не встала, когда вошёл Лаборд, но приняла его очень любезно, однако с некоторой гордостью и сдержанностью.
— Я послала за вами, господин Лаборд, так как хотела сказать несколько слов о Коломбе. Вы знаете, как сильно я привязалась к ней. Я не преувеличу если скажу, что люблю её как свою дочь.
— Вам, леди, не нужно уверять меня в этом, — сказал Лаборд, которому не понравилось это начало, так как он предугадывал, что последует за ним. — Вы вполне доказали это.
— Я собираюсь доказать это ещё более в настоящую минуту. Условленная свадьба между Коломбой и Коссаром представляет некоторые преимущества, но я начинаю думать, что она не должна состояться.
— Ах, начинается! — подумал Лаборд и прибавил вслух: — Даже если бы я сходился с вами во мнении — а этого нет — всё-таки дело зашло так далеко, что его уже нельзя остановить: я не могу, оставаясь честным, пойти назад.
— Я вижу трудности, но где ставкой является счастье Коломбы, там не должно иметь веса никакое другое соображение. Она не жаловалась мне, но, я уверена, она сильно страдает, и следует приписать её новое нездоровье также этой причине. Вы не захотите принуждать её и сделать несчастной?
— Конечно, нет, миледи, я стремлюсь к её счастью, выдавая замуж за достойного человека. Моё намерение одобрено и мистером Лоу, который очень благоприятствует браку.
— Я очень хорошо знаю, что мой муж одобряет этот брак. Одобряла бы его и я, если бы думала, что Коломба будет счастлива, но я не думаю этого. Вы должны дать ей отсрочку на месяц, господин Лаборд.
— Никак не могу сделать этого, миледи! Коссар становится всё более и более нетерпеливым. И по многим причинам я сам желаю поспешить со свадьбой, а не то, что откладывать её. Я только что сказал это Коломбе.
— Господин Лаборд! Свадьба должна быть отложена на месяц.
— Невозможно, миледи.
— А я повторяю, она должна быть отложена, — ответила она тоном, не допускающим возражений. — В течение этого времени я употреблю всё своё влияние, чтобы склонить Коломбу на этот брак.
— Я слишком обязан вам, леди, чтобы отвергать какое-либо предъявляемое вами требование. Но боюсь, что Коломба с такой же неохотой исполнит своё обещание через месяц, как и теперь.
— Мне думается, что она будет готова повиноваться вам, могу обещать вам это. Но вы должны знать, что её сердце отдано другому.
— Я думал, что она давно уже победила свою неразумную страсть к Ивлину Харкорту.
— Она упорно старалась сделать так, но безуспешно. Скажите мне, гос подин Лаборд, что служит препятствием в ваших глазах для этого молодого человека?
— Особенного препятствия нет, миледи, за исключением того, что он беден.
— Но ведь вы достаточно богаты, чтобы сделать счастливой свою дочь, выдав её за того, кого она любит?
— Я дал Коссару слово и не могу взять его обратно. Но даже если бы не состоялась эта партия, я не выдал бы дочь за Ивлина Харкорта. Я исполню ваше требование об отсрочке свадьбы на месяц, но по истечении этого срока она совершится. Полагаюсь на ваше любезное обещание подготовить к ней Коломбу.
С этими словами он поклонился и вышел.
— Бедная Коломба! — вздохнула леди Катерина, оставшись одна. — Ей не следовало бы так жертвовать. Лоу поддерживает этого ненавистного Коссара и не хочет, чтобы я вмешивалась, но в таких случаях, как этот, я не могу молчать. Если я сумею воспрепятствовать свадьбе, она провалится.
Глава VII. Ивлин-игрок
Коломба находилась одна в великолепно обставленной зале отеля Лоу, когда к её безграничному изумлению, доложили о приходе Ивлина Харкорта.
— Простите меня, мадемуазель, — сказал он, когда удалился лакей. — Я получил позволение от леди Лоу явиться таким образом. Я собираюсь вернуться в Англию и пришёл, чтобы проститься с вами. Вероятно, навсегда.
— Вы возвращаетесь в Англию! — воскликнула Коломба, не в силах сдержать волнение, вызванное этим непредвиденным заявлением. — Я думала, что вы предпочитали Лондону Париж. Мне помнится, вы говорили это.
— В то время — да. И если бы те дни могли вернуться, я и теперь оказывал бы предпочтение Парижу. Но они исчезли, а с ними унеслось всё, что делало этот город радостным и приятным для меня. Я оставил должность при лорде Стэре, и, хотя он не соглашается принять мою отставку, уеду. С переменой обстановки, быть может, мне удастся вернуть счастье, которое я потерял.
— Разве вы несчастны? — спросила Коломба.
— И вы спрашиваете? — горько ответил он. — Разве вы могли думать иначе? Вы воображаете, что я могу забыть прошлое. Впрочем, что вам до моего горя! Вы совсем не замечаете его. Вы перестали и думать обо мне.
