Глава XI. Владения Джона и старые знакомцы
Лоу стал кумиром толпы. Простой народ считал его сверхъестественным существом. Послания и прошения лились на него дождём. Ему оказывались всевозможные почести. Его имя произносили рядом с именем молодого короля, и когда академия наук избрала его своим членом, он при вступлении в неё был встречен возгласами: «Да здравствует король и монсеньор Лоу!» Всё, что только было замечательного в Париже, ездило к нему на поклон. В его приёмных теснилось больше народу, чем в Пале-Рояле. Леди Катерина Лоу выслушивала самые льстивые похвалы: если б она была королевой, то не могла бы получать знаков большого уважения, чем те, которые оказывали ей самые знатные дамы. Герцогини и маркизы, приближаясь к ней, приветствовали её глубоким поклоном и целовали руку. Те же знатные лица оказывали самое лестное внимание и Кэти Лоу — хотя она ещё не достигла брачного возраста, от вельмож поступило несколько предложений. На роскошном балу, устроенном для неё отцом, присутствовало высшее избранное общество, первым прибыль папский нунций, который приветствовал её как королеву праздника и поцеловал её в лоб.
Способ, которым добивались свидания с Джоном Лоу, походил на преследование. Весьма высокопоставленные дамы проводили дни и ночи в его приёмных, ожидая, когда откроются заветные двери. Его швейцар, мажордом Тьерри, нередко получал по 1000 крон за то, чтобы передать письмо своему хозяину и вдвое больше — за допуск к нему написавшего лично. Лоу по-прежнему занимал отель на Вандомской площади, но очень украсил его. У него были теперь роскошное собрание картин и большая галерея скульптурных произведений. Комнат в доме было много, и все они были обставлены с царственной пышностью. Часть своего громадного капитала он затратил на покупку обширных дворянских имений, и уже приобрёл их 14. Вдовствующая принцесса Конде уступила ему герцогство Меркер за 870 000 ливров и 100 000 лихвы. За маркизат Эфья он дал 2 300 000, за графство Танкарвиль и баронство Гальбоск — 650 000 ливров наличными и 7410 ежегодной ренты. Кроме этих имений, он приобрёл княжеские владения Германд в Бри, Руасси (обошлось ему в миллион), Сен-Жермен (ещё миллион!), Домфрон, Ла-Марш и Линьи. Услышав, что Новьон, президент а Мортье
[92], хочет продать прекрасное имение, Лоу посетил его и сказал:
— Мне говорили, что вы просите за ваше имение 400 000 ливров. Позвольте мне сказать, что это не очень хорошая цена: предлагаю за него 450 000.
— Вы удивительно устраиваете дела, господин Лоу, — ответил Новьон. — Но я не могу воспользоваться вашей щедростью. Имение будет принадлежать вам за ту сумму, которую я назначил; но я должен к этой сделке прибавить одно условие — очень пустое, которое, вероятно, не повлияет на нашу сделку: вместо банковых билетов вы должны уплатить мне эту сумму луидорами.
Лоу тотчас же понял подвох, но, приняв самый равнодушный вид, ответил:
— Вы приятно поразили меня, президент: нет ничего легче, как исполнить это условие. Вы получите требуемую плату.
В Париже, кроме его собственного дома на Вандомской площади, отеля Мазарини и шести соседних домов на улице Вивьен, Лоу купил отель графа Тессе за 150 000 ливров, отель Суассон от принца Кариньяна — за 1 400 000, наконец, отель Рамбулье и большой участок земли около Монмартрских ворот, где предполагал выстроить монетный двор.
Среди многих знатных лиц, извлёкших пользу из Системы, более всех выиграл герцог Бурбон, который, пользуясь всяческим покровительством Джона, приобрёл 20 миллионов. Эти огромные суммы дали ему возможность расплатиться со всеми заимодавцами и отстроить Шантильи. Он задал регенту большой праздник, который продолжался 5 дней и ночей и стоил 5 миллионов. Однажды герцог похвастался перед господином Турмени количеством своих паёв. Тот заметил ему:
— Фи, монсеньор, один из ваших великоавгустейших поступков стоит всех ваших паёв
[93].
Можно только догадываться о том, сколько выиграл Дюбуа: он получал, сколько хотел. Герцог Антен заработал 12 миллионов. Принц Конти сделался врагом мистера Лоу, потому что ему досталось только 4 миллиона. Фавориты и фаворитки регента приобрели огромные суммы; Носе, Канильк и Бранка получили по 50 000 в дар каждый. Имея всегда открытым источник богатств, больше чем в Потоси или Перу
[94], регент, расточительность которого была безгранична, прибегал к нему без всяких стеснений. Лоу удовлетворял все его требования. А так как всегда находились или приятель, желавший выиграть, или содержанка, которой нужно было назначить пенсию, либо фаворит, желавший разбогатеть, то такие требования не прекращались. В некоторых случаях щедрость регента находила и хорошее применение. Он пожертвовал миллион на Отель-Дьё
[95], другой миллион — на Главный Госпиталь, третий — на Воспитательный Дом. Кроме того, он назначил полтора миллиона на освобождение посаженных в тюрьму за долги.
Однажды утром, когда Лоу находился в своём кабинете и работал над грудой писем и бумаг, представленных на его рассмотрение, в комнату вошёл его мажордом и сказал, что за дверьми находятся два господина, которые очень желают повидаться с ним.
— Что вы прерываете меня в такое время, Тьерри! — гневно воскликнул Лоу. — Вы знаете, что я не принимаю никого: я занят. Если желают видеть меня, пусть подождут, пока откроются двери моей приёмной. Я не могу назначить им особое время.
— Может быть, монсеньор, вы согласились бы сделать исключение для этих двух господ, если я скажу, что они — ваши соотечественники и имели честь быть знакомы с вами несколько лет тому назад в Лондоне. Их зовут сэр Теренс О’Флагерти и сэр Патрик Моллоу, — произнёс Тьерри, подавая карточки на подносе. — Может быть, монсеньор припомнит их. У них несколько смешные манеры, хотя все англичане, прошу прощенья, несколько странны и чудаковаты.
