— Мне стыдно причинять вам столько беспокойства, господин Харкорт, — извинился Миль, — но моё постыдное незнание вашего языка не даёт мне другого исхода. Мы все приходим на улицу Кенкампуа с одной целью — продавать или покупать паи. Может быть, они не прочь устроить то или другое?
Ивлин передал этот вопрос. Сэр Теренс немедленно ответил:
— О, да, я всегда готов для дел. Спросите у капитана, хочет ли он продать несколько «дочек» и «внучек»?
Миль ответил, что у него есть 10 дочек и 20 внучек, и он продаст их по 10 000 ливров за штуку.
— Вот именно такую семейку мне бы хотелось иметь! Беру их за эту цену! — ответил сэр Теренс, вынимая бумажник и отсчитывая 30 банковых билетов, каждый в 10 000 ливров. — Но все эти девушки должны иметь мать, которая заботилась бы о них, — прибавил он со смехом. — Имеется ли у вас одна «матушка», капитан? Если да, то сколько она стоит?
— Старые дамы на рынке ценятся выше, чем их дочери: вон, они требуют премии! — заметил сэр Теренс. — Они слишком дороги для меня.
— Я возьму их, капитан, — сказал сэр Патрик, вынимая бумажник. — Даже в ещё большем количестве, какое только вы пожелаете продать.
По заключении этой маленькой сделки, была откупорена новая бутылка, и все стаканы, кроме стакана Ивлина, были наполнены.
— Позвольте мне, господа, предложить тост! — сказал сэр Теренс, вставая со стаканом в руке. — Так как сэр Патрик и я обязаны нашим богатством мистеру Лоу, то мы не можем упустить такого удобного случая, чтобы не выпить за его полное здоровье. Да здравствует господин Лоу! Многие лета! — прибавил он, опорожняя стакан до последней капли.
— Многие лета! — повторил сэр Патрик, следуя его примеру.
— За здоровье господина Лоу! — в восторге крикнули прочие.
— Я не могу отказаться от этого тоста, — произнёс Ивлин, наполняя стакан. — Многие лета господину Лоу! Пусть долго занимает то высокое положение, которого достиг! — Затем он прибавил: — Знаете ли вы, господа, что он будет сегодня на улице Кенкампуа?
— Что вы говорите? — воскликнул Миль. — Я ничего не слышал об этом. В котором часу он будет здесь?
— Этого я не могу сказать вам, — ответил Ивлин. — Я слышал от человека, которому вполне можно верить, что прибудут молодой король и регент, а в таком случае, конечно, и Лоу будет сопутствовать Его Величеству.
— Вы уверены в правильности этого сообщения, сэр? — спросил Горн. — Я вчера ночью ужинал с регентом в Пале-Рояле, и там ничего не говорили об этом посещении короля.
— Полагаю, что моё сообщение верно, хотя я не в праве назвать источник, откуда почерпнул его. О посещении короля не сообщали народу по той причине, что Его Величество хотел видеть улицу такой, какова она на самом деле, — запруженную миссисипистами. А ведь если бы дела были прерваны, она лишилась бы всех особенных своих черт.
— Совершенно правильно, — заметил Горн. — Но я не думаю, чтобы даже присутствие короля могло остановить сделки в самую пору.
— Если Его Величество увидит толпу в состоянии возбуждения, — заметил Этамп, — то может подумать, что все его подданные сошли с ума.
— И будет почти прав, — произнёс, со смехом, Ивлин.
— Ладно, мы всё такие же сумасшедшие! — воскликнул Миль. — Но я, со своей стороны, не хотел бы выздороветь. Однако будьте добры, спросите наших новых друзей, не хотят ли они сыграть вчетвером партию в пикет или в кости? Эй, Россиньоль! Карты и кости!
— Сейчас, господин, сейчас! — ответил хозяин. Через минуту он явился с полудюжиной колод карт и двумя коробками с костями, которые поставил на стол перед Милем.
— Не хотите ли поиграть, господа? — спросил Миль. — В это или в то?
Так как это предложение было вполне понятно, сэр Теренс немедленно встал и, взяв колоду карт, сказал:
— В это!
— Прекрасно, — ответил с улыбкой Миль. — Язык игры, к счастью, понятен всем. Будем играть в пикет.
— В пикет, конечно, капитан, — ответил сэр Теренс, полагавшийся на своё искусство. — Мы оба понимаем эту игру: частенько игрывали в Клубе Носильщиков, у «Синих Столбов».
— Советую вам не играть теперь, — сказал Ивлин. — Вы не пара для этих господ.
— Мы не такие новички в этом, не так ли, сэр Патрик? — воскликнул сэр Теренс. — Теперь мы принадлежим к знати и должны делать то, что делает она.
— Скажите им, что мы не играем менее чем по 5000 ливров, — сказал Миль Харкорту.
— Что он там говорит о ливрах? — спросил сэр Теренс. Ивлин передал ему и прибавил:
— Я должен повторить вам моё предостережение.
Но сэр Теренс только засмеялся, а сэр Патрик вынул бумажник, вид которого возбудил жадность Миля и его товарищей, которые решили расстаться с ним лишь после того, как опорожнят его.
— Снова предостерегаю вас, — заметил ирландцам Ивлин. — Я более чем подозреваю, что лица, с которыми вы хотите играть, шулеры.
— Шулеры? — воскликнул сэр Теренс. — Ну так если они принимают нас за голубей, то увидят, что не так-то легко ощипать нас. Сэр Патрик и я очень проницательны и насквозь видим всё, как и остальные люди: мы сумеем подглядеть их проделки.
— И поколотить их также, если они станут нечисто играть, — добавил сэр Патрик.
— Если вы рассудительны, пойдёмте со мной, — сказал Ивлин. И, бросив на ирландцев предостерегающий взгляд, который, однако, остался совершенно незамеченным ими, он вышел из комнаты.
Глава XVI. Завсегдатаи улицы Кенкампуа
Выйдя из ресторана на запруженную толпой улицу, Ивлин как бы окунулся в бурный поток. Видя, что напрасны были бы попытки идти против течения, которое теперь направлялось к улице Обри-ле-Бушеэ, он должен был и сам отправиться в ту же сторону. Уже давно, однако, всё приостановилось, и на короткое время всякое движение было затруднено. С некоторыми усилиями Ивлину удалось выбраться из толпы. Он отыскал убежище в открытом подъезде одного дома и с этого места мог следить за шумной толпой.
Глазам открывалось необыкновенное зрелище, и хотя Ивлин уже наблюдал его, оно всё ещё вызывало в нём большой интерес. Толпа на улице Кенкампуа не была похожа на обыкновенную. Никогда до сих пор не было такого пёстрого собрания, никогда и не будет. Разнообразие одежд и нравов было так велико, что сцена была похожа на широкую Масленицу, с той лишь разницей, что большинство действующих лиц явились для сделок, а не для забавы. Где, кроме улицы Кенкампуа, можно было видеть, как знатные и простолюдины, священники и слуги, должностные лица, философы и разные проходимцы заключают друг с другом сделки? Где, кроме этой улицы, можно было видеть, как прекрасные, распутные аристократки смешиваются в общей массе народа и ведут дела с первым встречным? Только жадность барыша, охватившая лиц всех классов общества, могла быть причиной этого. Рассказы о громадных состояниях, нажитых на улице Кенкампуа, побуждали всех стремиться туда в надежде стать такими же счастливцами. Обыкновенные занятия были заброшены напрочь: у всех на уме была только биржевая игра. Говорили только о цене паёв, о том, как они поднялись или упали. Даже в наше время, время развития биржевой игры, едва возможно представить себе эту господствовавшую тогда страсть, которая, как зараза, распространялась по всему Парижу, по всем провинциям Франции, даже по Европе. Она запечатлёна в злостных песенках того времени. Довольно сказать, что самые знатные аристократы теряли от неё всякое уважение к себе и под влиянием этой лихорадки решались на поступки, которыми возмущались бы в более спокойную минуту.
