На другое утро, когда Лоу и леди Катерина находились наедине в великолепной спальне, выходившей окнами в чудные сады позади дома, Лоу, не без некоторого опасения, открыл жене своё решение. Она с испугом слушала его.
— Знаю, шаг, который я хочу предпринять, не встретит вашего одобрения, — сказал он. — Но позвольте объяснить причины. Мне предстоит выбор: или сделаться министром и взять в руки все финансы страны, или быть свидетелем падения моей чудесной Системы, которую я устроил с таким трудом. Я достиг вершины величия, но должен буду пасть, если не укреплю основания. Вы не можете представить себе необыкновенных трудностей и опасностей, которыми я окружён теперь: иначе вы не удивились бы тому, что я хочу упрочиться.
Леди смотрела на него пристально с минуту, потом сказала:
— Если ваша Система может быть спасена только такой жертвой, как собственные убеждения, то пусть она погибнет. Уйдём от блеска, в котором мы так долго жили и который вовсе не принёс нам счастья. Я готова отказаться от него.
— Невозможно! Это всё равно, что просить полководца положить оружие или уйти с поля битвы в минуту победы. Что подумает Франция, вся Европа?
— А что скажут все хорошие люди, когда они услышат о вашем отречении от веры? Нет, вы не сделаете этого!
В эту минуту вошёл Тьерри и доложил господину, что пришёл аббат Тансен, согласно приглашению.
— Проводи его в мой кабинет и скажи, что я скоро приду.
Когда Тьерри вышел, Лоу сказал с деланной улыбкой:
— Вероятно, вы догадываетесь о цели прихода аббата.
— Да, — с горечью ответила леди. — О, если вы любите меня, если не хотите сделать меня несчастной, услышьте мои мольбы, не ходите к нему! Ничего хорошего из этого не выйдет. Ведь вы хотите стать приверженцем римской веры не по убеждению, а по недостойным побуждениям. Простите меня, если я употребляю сильные выражения, но вы знаете, их внушила любовь к вам.
— Почему вы сомневаетесь в моей искренности? Позвольте заявить, что я давно бы присоединился к римской церкви, если бы не внимание к вам. Успокойтесь, Кэт. Я ведь не прошу вас сделаться идолопоклонницей — вы пойдёте своей дорогой, дайте же мне идти своей.
— Вот первое настоящее горе, которое я испытываю со времени нашей свадьбы! Между нами с этих пор будет преграда.
— Ш-ш... ш-ш, никакой не будет преграды! Будьте рассудительны и отбросьте ваши страхи. Но примите во внимание, Кэт, что как только я покончу с аббатом Тансеном, я покажу ему наших детей.
— Надеюсь, вы не обратите и их в католичество?
— У меня теперь нет времени рассуждать долее, — ответил муж, подымаясь со стула. — Делайте, как я прошу вас, Кэт, не спрашивая.
И он торопливо вышел из комнаты. В первую минуту леди Катерина думала пойти за ним, но, видя, что дальнейшие попытки разубедить мужа будут бесполезны, она опустилась в кресло и дала исход своему горю в потоке слёз. Из этого состояния её вывела Белинда, которая всё ещё гостила у них. Подруга рассказала ей всё, что произошло, прибавив:
— Вы должны признать, что у меня есть достаточные причины быть несчастной. Это самый тяжёлый удар для меня.
— Вы не правы, принимая это так близко к сердцу. Я лично не могу порицать Джона Лоу за шаг, который он намерен сделать. Этот шаг неизбежен. Для того чтобы стать генерал-контролёром, он должен наружно стать католиком, — говорю наружно, потому что в душе он останется таким же хорошим протестантом, каким был прежде.
— Может быть... Но какое ужасное лицемерие! Ну а мои дети? Для чего их-то принуждать отказаться от своей религии? Никогда не соглашусь на это... Никогда!
— Ваш сын слишком молод, чтобы понимать что-нибудь в делах религии, а дочь едва ли даже нужно обращать — она уже более чем наполовину католичка. Я знаю это из надёжного источника — от Коломбы Лаборд. Во всяком случае, вы должны слушаться увещаний вашего мужа, Кэт.
— Конечно... Ох, Белинда, я начинаю тяготиться жизнью, которую веду. Я устала от всего этого блеска. Меня тошнит от лести всех этих знатных лиц, которые приезжают ко мне и оказывают уважение только для того, чтобы достичь расположения моего мужа. Я высокомерно обращаюсь с ними не из гордости, но потому что презираю их за низость. Я хорошо знаю их хитрость и неискренность: ведь если бы с Джоном случилось какое несчастье, они все сейчас повернутся к нему спиной.
— Очень возможно, моя дорогая. Так создан свет. И это-то и доказывает как необходимо для мистера Лоу упрочить своё положение всеми средствами, которые только в его власти. Не порицайте же его! Со своей стороны, я считаю его самым лучшим и сердечным человеком и уверена, что он всегда действует из высоких, достойных побуждений.
— Вы не превозносите его, а просто воздаёте должное, Белинда. Но я хочу, чтобы он остался верен своей религии.
— Но так как этому нельзя помочь, то вы должны покориться. Однако переменим предмет разговора и вернёмся к Коломбе. Мне бы хотелось видеть её замужем за Ивлином Харкортом. Есть ли какая надежда?
— Я начинаю отчаиваться. Лаборд по-прежнему упорствует. Всё, чего я могла добиться, это откладывать свадьбу со дня на день под тем или другим предлогом, в надежде, что терпение Коссара наконец лопнет и он уйдёт с досады. Но я обманулась в ожиданиях.
— Бедная Коломба! Такая очаровательная девушка заслуживает лучшей участи, чем быть принесённой в жертву такому ненавистному уроду, как Коссар. Никто лучше меня не знает, как несчастна жена, которая замужем за человеком, которого она не может любить. У вас скоро будут другие заботы, Кэт. Через год-два вам придётся выбирать мужа для дочери.
— К нам уже сватались многие. Вчера мы получили предложение от Тарентского принца, и могу сказать без хвастовства, что представители самых знатных семей Франции, Германии, Италии и Англии добивались её руки. Но жених, которого я имею в виду для неё, это её двоюродный брат, лорд Уоллингфорд. Но мы не станем приневоливать дочь, от того и не принимаем никаких предложений, как бы завидны они ни были. Но я должна идти подготовить детей к свиданию с аббатом Тансеном. Сердце моё возмущается при мысли о цели этой встречи.
— Позвольте мне пойти с вами — я, может быть, буду полезна.
Они вместе удалились.
Как можно было предположить, аббату Тансену не пришлось потратить много трудов на обращение Джона Лоу — после нескольких посещений он заявил, что его знаменитый ученик вполне может быть принят в лоно римской церкви. Отречение от ереси было с большой торжественностью устроено в церкви Св. Роша, в присутствии многочисленного общества, состоявшего исключительно из высшей знати. Лоу, его сын и дочь, стоявшие рядом с ним, всенародно произнесли католический символ веры и были допущены к причастию по римскому обряду. За свои труды в этом деле аббат Тансен получил 200 000 ливров, и так как храм, где происходил торжественный обряд отречения, находился в незаконченном виде, то Лоу, с обычной щедростью, выдал 500 000 ливров на его достройку.
