— Наши поступки принесут пользу банку, монсеньор, доказав, что у него большой запас золота.
— Окончили ли вы все ваши злые умыслы? Остались у вас ещё банковые билеты?
— Только миллион или два, которые мне нужны на расходы. Обещаю больше не беспокоить банк. Мне очень жаль видеть, что господин Лоу находится в таком затруднении, благодаря этим реализёрам.
— Реализёры, которые более всего затрудняют его, это вы, герцог, да принц Конти.
— Хорошо, я оставлю его в покое, стану даже поддерживать его всеми способами против реализёров. По имеющимся у меня сведениям, золото в громадных количествах пошло в Англию.
— Я надеюсь, что убыль золота наконец прекратилась. Огромные количества звонкой монеты недавно внесены в банк. Бывший канцлер Поншартрен внёс 57 000 луидоров старой чеканки, каждый ценой в 62 франка, многие другие также внесли большие суммы. Кроме того, на днях чиновниками было захвачено несколько больших запрещённых запасов: 6000 золотых марок и 20 000 серебряных нашли в доме бумажного фабриканта Сойе; 50 000 марок золотом и серебром накрыли в доме Дюпена; 40 миллионов золотом захвачено на границах Швейцарии. Но самой приятной прибылью для генерал-контролёра стали 14 миллионов, которые братья Пари тайно переправили в Лотарингию, чтобы купить земли.
— Я рад, что братья Пари попались. Мне приятно думать, что касса банка так обильно пополнилась, что уж не будет похожа на бочку Данаи
[110].
— Уж мы позаботимся, чтобы этого не было.
— Огромные вклады, о которых вы говорили, Ваше Высочество, ободрят миссисипистов и заставят их с прежней ревностью приняться за игру. Намечен ли новый выпуск акций?
— Не теперь. Паёв уже выпущено на сумму более шести миллиардов.
— Ещё один миллиард не будет иметь значения, — заметил, смеясь, герцог.
— Ещё один миллиард разрушит Систему!
— Отчего же, если бумажки заменяют звонкую монету? Ведь раз золото и серебро изъяты из употребления, мы будем в состоянии засвидетельствовать правильность плана господина Лоу.
— Я уверен, что он вынесет испытание, которому его подвергают.
— Хм! Посмотрим! — заметил герцог. — Во всяком случае, я буду в безопасности, — мысленно прибавил он.
В эту минуту лакей доложил о президенте Ламберте Верноне. Герцог Бурбон удалился, в душе поздравляя себя со столь счастливым исходом.
— Чему я обязан вашим посещением, господин президент? — спросил регент у Вернона, когда они остались вдвоём.
— Монсеньор, я пришёл донести на одного господина, который владеет 500 000 тысяч ливров в золотой монете.
— Как, господин президент?! — воскликнул регент презрительно. — С такой позорной целью вы явились ко мне. Вы стали доносчиком?
— Монсеньор, я исполняю ваш указ. Вы издали закон, я, против своей воли, должен повиноваться ему.
— Совершенно верно, — ответил регент сурово. — Я полагаю, вы ожидаете награды, следуемой доносителю.
— Само собой разумеется, монсеньор. Я жду 250 000 ливров.
— Вы получите их, если уже решились обесчестить себя принятием их.
— Это не будет позором для меня, монсеньор. Напротив, я спасу половину своего состояния: человек, на которого я доношу, это я сам.
— Ага! Хитрая штука! — воскликнул, смеясь, регент. — Хорошо, вы получите половину своего золота.
— Покорно благодарю, Ваше Высочество. Я предпочёл бы иметь это, чем банковых билетов на сумму в десять раз большую.
— Фи, господин президент! Не говорите ни слова против банковых билетов, иначе я буду принуждён заставить вас выдать всю сумму.
Принудительные меры, предпринятые генерал-контролёром для заселения Миссисипи, вызвали сильное народное недовольство. Бродяги и беглецы, ускользнувшие от правосудия, которые прежде всего были отправлены в эту новую колонию, произвели большой беспорядок, новых поселенцев завербовывали из числа тех, единственным преступлением которых была бедность. Все дома призрения опустели: Госпиталь, Бисетр, Ла-Питье, Сальпетриер, Воспитательный Дом
[111] — каждый доставлял свою долю. Захватывались также слуги без места, рабочие без работы. Эти насильственные уводы вызывали большое беспокойство, особенно среди беднейших классов, которые естественно думали, что может прийти их очередь. Было образовано два отряда полицейских, обязанностью которых было хватать всякого, кто не в состоянии дать удовлетворительных сведений о своей личности. По своей одежде и вооружению, эти полицейские были прозваны миссисипскими бандольерами
[112].
