Глава XXI. Тайны Коссара и Лаборда
В то время как описанные насильственные меры предпринимались Джоном Лоу для того, чтобы поддержать Систему директора Компании Индий стали предчувствовать приближение гибели.
Однажды Коссар пригласил Лаборда на свою очаровательную дачу пообедать вдвоём. После стола, когда слуги вышли, он сказал:
— Мне нужно тайно поговорить с вами, мой добрый друг, о положении Компании. Я не хочу тревожить вас, но было бы бесчестно скрывать, что дела её находятся в опасности. И я не думаю, чтобы господин Лоу мог устранить беду.
— Я сам чувствую это с некоторого времени, — сказал Лаборд. — Ведь наши акции уже упали в цене. Если это понижение не прекратится, кредит Компании рухнет, и мы все погибнем под обломками здания.
— Это совершенно верно, если только своевременно не предпримем мер для нашей безопасности.
— Но теперь уж поздно! — вздохнул Лаборд. — Всё наше золото исчезло. После обнародования указа я внёс 20 000 луидоров в банк.
— И не получите обратно ни одной монетки, — заметил Коссар.
— Я не боюсь. Но я столько вынес во время Следственной Комиссии, что уже не хотел подвергаться опасности вторичного доноса.
— А приходится дерзать! Всё равно разоримся, теперь или тогда, когда наступит всеобщая гибель. Как жаль, что вы не реализовали раньше!
— Вы порицаете меня, но я боюсь, что вы сами поступили не более рассудительно.
— Ошибаетесь, — возразил Коссар, бросив лукавый взгляд и придвинув ближе свой стул. — Я давненько тайком реализовал. Я спас сорок миллионов ливров и, что ещё важнее, держу их в безопасном месте.
— Сорок миллионов! Мне приятно слышать это. Я не стану спрашивать, что вы сделали с деньгами, ведь вы говорите, что они в надёжном месте?
— Туда не проникнут чиновники со своими обысками. У меня нет тайн от вас. Я намерен перевести все деньги в Лондон, куда вскоре последую и сам.
— Но как вы это сделаете? Признаться, я сам как-то думал сбежать в Голландию. Но опасность слишком велика — ведь никому не позволено уезжать из государства. Как вы получите паспорт?
— Я уж достал его. И всё готово для бегства.
— В таком случае, вы не предполагаете выполнить своего обещания насчёт Коломбы?
— Извините, я как раз к этому вопросу и подошёл. Я думаю взять Коломбу с собой. Отсюда-то, видите, и настоятельная необходимость, чтобы свадьба произошла без задержки. Женившись на вашей дочери, я возьму её в свой замок в Нормандии, а оттуда перееду в Англию. Вы же постараетесь присоединиться к нам в Лондоне.
После значительных сомнений и колебаний, Лаборд согласился на этот план и на другое утро направился в отель господина Лоу, где виделся наедине со своей дочерью. Он заявил ей, что по многим причинам свадьба её с Коссаром, которому она дала обещание, не может откладываться долее. Видя, что его доводы производят лишь слабое впечатление, он прибавил:
— Даю тебе три дня на размышление. Если, по истечении этого срока я не встречу повиновения, ты больше мне не дочь. Вот моё твёрдое решение!
Отец уехал, оставив дочь в слезах. Затем он отправился к Коссару и сообщил ему о сделанном. Его будущий зять, казалось, был не вполне доволен таким распоряжением, но сказал:
— Я должен получить от Коломбы определённый ответ к тому сроку, который вы назначили — не могу больше откладывать свадьбы.
— Надеюсь, и не придётся откладывать. Над вами уж и так слишком много насмехались. Я прибег к отеческим увещаниям: Коломба не осмелится ослушаться их. Пойдёмте в отель Лоу в назначенный день, и я берусь предоставить её вам.
На другой день Лаборд получил известие, которое сильно встревожило его. Один директор, имя которого держалось в тайне, реализовал на большую сумму, и это дело теперь расследовалось. Услышав это, Лаборд немедленно направился к своему будущему зятю и предупредил его: но Коссар не выказывал тревоги.
— Пусть себе расследуют! Я не боюсь. Такого рода слухи распространяются каждый день. Против меня нет никаких улик. Я хочу уехать в провинцию, но вернусь завтра же вечером. А на следующее утро, в назначенный час, мы встретимся в отеле Лоу.
В этот промежуток времени Лаборд ни разу не видел дочери, полагая, что лучше не приходить к ней. Но он твёрдо решил достигнуть цели. В условленный час он явился и застал Коломбу вместе с Катериной Лоу.
— По просьбе Коломбы, я согласилась присутствовать при этой встрече, — сказала леди. — Она хотела, чтобы я передала вам её решение. Позволите мне сделать это.
— Нет, леди. Я должен слышать решение дочери из её собственных уст.
Будешь ты повиноваться мне, Коломба?
— Я не могу, — ответила она в отчаянии. — Ей-богу, не могу. О, дорогая леди Катерина, защитите меня, защитите! Вся моя надежда только на вас.
— С вашей стороны жестоко так обращаться с дочерью, господин Лаборд, — сказала леди. — Она повиновалась бы вам, если могла.
Лаборд однако был слишком возбуждён, чтобы слушать её. Он обратился к Коломбе:
— Я знаю, почему ты так противишься мне. Но брось думать о том, чтобы выйти замуж за Ивлина Харкорта. Я никогда не соглашусь на этот брак, никогда, клянусь!
Тут вошёл Лоу. Лаборд собирался уходить, но Лоу остановил его.
— Если не ошибаюсь, вы пришли переговорить о свадьбе Коссара и Коломбы?
— Да, я пришёл с этой целью, монсеньор.
— Так слушайте, что я скажу. Свадьба не может состояться. Коссар исчез. Мы разузнали, что он получил из банка сорок миллионов золотом и перевёл эту сумму в Лондон. По всей вероятности, он теперь на дороге туда, но сыщики идут по его следам, и, надеюсь, он не ускользнёт от них.
— Так этому негодному человеку вы хотели принести в жертву свою дочь! — воскликнула леди Катерина. — Но ещё не поздно загладить всё горе, которое вы причинили ей. Дайте ей мужа, какого хочет её сердце — Ивлина Харкорта!
— Не могу, — ответил Лаборд прерывающимся голосом. — Я только что поклялся, что никогда не соглашусь на этот брак.
И он торопливо покинул комнату.
Глава XXII. Шайка Горна и «мертворождённые»
Несмотря на признаки перелома, страстная игра в бумаги продолжалась с прежней силой: толпы народа на улице Кенкампуа не уменьшались. Пока бумажки принимались везде и могли доставлять все покупаемые за деньги удовольствия, миссисиписты не думали о звонкой монете и даже с презрением относились к ней. Имея, по-видимому, неисчерпаемый источник богатства, они не обращали внимания на расходы: роскошествуй, чего бы это ни стоило! Их расточительность была безгранична — вероятно, только при упадке Рима богачи жили так широко, как миссисиписты. Среди самых распущенных кутил Парижа выдавались граф Горн и два его неразлучных товарища, Миль и Этамп. Они проводили целые дни на улице Кенкампуа, а ночи в игорных домах и кабачках; их разгул и дикие выходки поражали всех. Одно время им везло в игре, и они беззаботно могли вести свою беспутную жизнь. Но расточительность, а затем проигрыши опорожнили их бумажники. Всякий раз, когда ощущалась нужда в деньгах, Миль обращался без колебаний к Коссару и никогда не получал отказа. Поэтому исчезновение директора было тяжёлым ударом для него. В довершение несчастья, это исчезновение совпало со временем, когда вся троица испытывала крайнюю нужду в деньгах.
