С этими словами он вскочил на носилки и, сев верхом на гроб, схватил кропильницу и вылил её содержимое на лицо покойника.
— Ужасное святотатство! — воскликнул священник, поражённый ужасом. — Ты, несчастный, будешь лишён спасения, проклятие церкви падёт на тебя и твоих безбожных товарищей.
Оскорблённая кощунством толпа набросилась на молодых людей и обезоружила их. Спутники священника оттащили Горна от носилок. В схватке свечи потухли, и покрывало было сильно изорвано. Желая прекратить беспорядок и заботясь о молодых богохульниках больше, чем они заслуживали, добрый священник приказал сейчас же внести гроб в церковь, что и было исполнено без дальнейших препятствий.
Едва гроб был пронесён в двери храма, как на площади показался разносчик, громко крича о новой чеканке серебряных крон, которые в насмешку были прозваны «мертворождёнными» (les enfants mods nes). Услышав это, Горн с товарищами подошли к разносчику и, запасшись экземпляром указа, направились к церкви. Толпа последовала за ними, желая увидеть, что произойдёт К счастью для себя, здесь герцог Аремберг упал в бесчувственном состоянии от выпитого вина и был унесён лакеями. Горн и двое остальных, войдя в церковь, спокойно стояли в одном из приделов храма до тех пор, пока священники и хор не начали панихиды. Тут они вышли вперёд и пропели громким голосом заглавие и содержание указа. Такая дерзкая выходка не могла продолжаться. Служба немедленно была прекращена, и происшествие окончилось появлением полицейских, которые взяли нарушителей порядка под стражу и представили господину Машо, главному начальнику полиции. Он спровадил их в Бастилию.
Когда регенту передали подробности происшествия, он расхохотался от всей души, но Лоу, находившийся у него в то время, покачал головой и сказал, что это — зловещий случай, как бы предзнаменование какого-то ужасного бедствия.
— Ба! Вы недовольны, потому что пропели панихиду над «мертворождёнными», как называют миссисиписты ваши новые экю? — засмеялся регент — Неделя в Бастилии будет достаточным наказанием за эту обиду.
Приказание регента, разумеется, было исполнено: после недельного заточения узники были выпущены на свободу.
Глава XXIII. Начальник полиции и сердобольный отец
Около того времени общество было страшно встревожено рядом преступлений, виновники которых остались неоткрытыми. Обилие и из ряда выходящее свойство этих преступлений вызвали оторопь в среде богатых банкиров и игроков. Так как Лоу неоднократно выслушивал жалобы на это, то он послал за Машо, главным начальником полиции, чтобы посоветоваться с ним.
— Без сомнения, за последнее время совершено несколько страшных преступлений, монсеньор, — сказал начальник полиции в ответ на расспросы Лоу. — И виновники скоро будут открыты: мы удвоим нашу бдительность. Прошлой ночью произошло ужасное убийство, о котором вы, может быть, и не слышали. Некая мадам Дюпен получила вчера 300 000 ливров банковыми билетами от Туртона, банкира на улице Кенкампуа. До сегодняшнего утра о ней ничего более не было слышно. Сегодня ранним утром около стен Тампля караул нашёл опрокинутую наёмную карету, без лошадей и кучера. Осматривая её, караульные, к своему ужасу, обнаружили в ней чемодан, наполненный изрезанным на куски телом женщины: труп состоял из мелких обрубков. После я убедился, что этой жертвой была мадам Дюпен. Это преступление совпадает с другим, случившимся несколько дней тому назад, что указывает на то, что оба эти преступления — дело одних и тех же рук. Генерал Брагус послал своего слугу к банкиру на улицу Кенкампуа продать 100 000 паёв. Человек исчез. Генерал думал, что он бежал с деньгами. На самом деле оказалось иное. Тело несчастного слуги, изрубленное на куски, было найдено под Королевским Мостом. Наверно, было совершено ещё много преступлений подобного рода: много ног рук и других частей тела было извлечено со дна Сены. Ежедневно в реке находят трупы; но невозможно сказать, покончили ли несчастные самоубийством или умерли насильственной смертью.
— Ужасно! Общественная безопасность требует чтобы убийцы были отысканы и примерно наказаны.
— За всеми подозрительными установлен тщательный надзор, и я уверен, что мы в непродолжительном времени накроем негодяев. Мы знаем, что теперь находится в Париже знаменитый Картуш, и следы этих дерзких преступлений ведут, кажется, к нему. Но и всё общество сделалось крайне безнравственным. Молодые повесы из знатных семейств постоянно совершают грабежи. Многие из этих разбойников арестованы, но их места сейчас же заполняются другими. Если бы мы отправились на улицу Кенкампуа, я мог бы указать вам сотню разодетых франтов, кажущихся с виду светскими молодыми людьми, которые на самом деле плуты и карманные воры.
— Улица должна быть очищена от таких мошенников, или на ней будет небезопасно вести дела.
— Я и предполагаю очистить её, но не желаю вызывать тревоги. Могу заявить вам, монсеньор, что этими распутниками задуман ужасный план, который, если бы его привели в исполнение, поразил бы весь Париж. Дело вот в чём. Разбойники решили разбиться на группы, во главе каждой группы будет стоять руководитель. Их цель — задержать стражу, стоящую на часах у ворот улицы Кенкампуа, и тогда, с мечом в руке, напасть на игроков и отнять у них бумажники. Таким путём они рассчитывают получить огромную добычу.
— Полагаю, им не удастся выполнить это ужасное намерение?
— Не бойтесь ничего, монсеньор! За участниками этого заговора следят.
Вы, может быть, помните, что Горн, Миль и Этамп были посажены в Бастилию за то, что мешали погребению прокурора Нигона?
— Я очень хорошо помню это дерзкое преступление. Но причём тут эти молодые люди? Конечно, они не замешаны в том злодейском намерении, о котором вы говорите?
— У меня есть основания думать, что этот план задуман одним из них. Молодцы только что освобождены из Бастилии, но, мне кажется, весьма скоро они попадут туда опять.
— Над ними должен быть установлен строжайший надзор. Никогда ещё полиции не следовало быть на ногах до такой степени!
— У вас не будет причин жаловаться, монсеньор. Если откроются какие-нибудь новые сведения, я не замедлю сообщить их вам.
Начальник полиции раскланялся и удалился.
После выхода из Бастилии Горн и его товарищи направились на сен-жерменскую ярмарку, где предались пьянству и прокутили почти все свои деньги. Рассматривая на другое утро свои бумажники, они увидели, что осталось лишь несколько сот ливров. Хуже всего было то, что они были должны по большому счёту хозяину Фландрского отеля, где проживали. Он угрожал им заключением в тюрьму, в случае неуплаты. Находясь в такой крайности, Миль опять решил пополнить свои капиталы и немедленно отправился в отель Мазарини, где застал отца в конторе, вместе с несколькими служащими.
— Позвольте на пару слов наедине, господин Лаборд, — сказал он.
— Я занят, месье, — ответил отец, едва глянув на него. — Приходите в другое время.
— Не могу отложить своего дела, поскольку хочу сообщить вам нечто важное.
