Никогда ещё Париж не представлял таких зрелищ и такого контраста между нищетой, голодом и отчаянием, с одной стороны, и роскошью, блеском, расточительностью — с другой. Ивлину казалось удивительным, как это в столице Франции сохранялось ещё сравнительное спокойствие!
Однажды вечером, после посещения сада отеля Суассон, Харкорт направился в монастырь Капуцинов. Уж более недели его не пускали к Коломбе, теперь он узнал от привратницы, что она была не совсем здорова. Подходя к монастырю, он заметил группу людей, собравшихся перед запертыми воротами. Посреди находился человек жалкой наружности, который грубо бранил Лоу, крича, что тот разорил его, и своей речью производил видимое действие на слушателей. Во время разглагольствований этого человека ворота монастыря отворились, и оттуда выехала карета. Но лишь только показалась она на улице, кто-то в толпе крикнул:
— Смотрите! Вот ливрея грабителя, который отказывается платить по банковым билетам в десять ливров!
Услышав это восклицание, кучер хлыстнул лошадей, пытаясь укатить, но толпа оказалась проворней. Несмотря на опасность, несколько человек стали на пути кареты, в то время как остальные схватили лошадей. Все взоры устремились вовнутрь экипажа, в надежде увидеть Лоу. Но ошиблись. В карете находилась только молодая, красивая девушка, которая, по-видимому, была сильно перепугана происходящим. Её вид вызвал сострадание толпы, и вероятно, ей позволили бы проехать, если б прежний голос из толпы не закричал:
— Это дочь грабителя! Это мадемуазель Лоу. Я знаю её. Немедленно вслед за этим тяжёлый камень ударил в окно кареты, которое Кэти в испуге закрыла, и разбил стекло. Несмотря на стоны бедной девушки, несмотря на кровь, которая текла по её лицу от пореза на лбу, толпа продолжала бросать в неё тяжёлыми предметами. Дело дошло, может быть, до ещё более ужасных последствий, если бы не явился избавитель в лице Ивлина. Пробравшись силой к карете, он открыл дверцы и, схватив Кэти, которая лежала в полуобморочном состояния, понёс её, крича грозящей толпе:
— Как? Вы, мужчины, хотите обидеть невинное дитя!
Возгласы и вид говорившего произвели желаемое действие.
Несмотря на свою ярость, толпа не могла равнодушно смотреть на Кэти, лежавшую в обмороке, и продолжать бесчинства. Стоявшие ближе к Ивлину отодвинулись: воспользовавшись этим движением, он побежал с ношей в монастырь. Ворота были уже заперты привратником, но калитка оставалась открытой; Ивлин прошёл через неё. Тотчас же она захлопнулась: преследователи были отрезаны.
Войдя в обитель, Ивлин увидел несколько монахинь, которые выбежали на двор, услышав о беспорядке. Он передал бедную Кэти, которая всё ещё оставалась в бесчувственном состояние, на их попечение. Её немедленно перенесли в собственную келью настоятельницы. Одна из старших сестёр ввела его в приёмную, предназначенную для посетителей. Некоторое время он оставался один; наконец дверь отворилась, и вошла настоятельница. Вид её был так сумрачен, что пробудил тревогу в сердце Ивлина. Он заботливо спросил, как чувствует себя мадемуазель Лоу.
— Она вполне оправилась. Не следует ожидать серьёзных последствий от полученных ею повреждений. Я отправила посыльного к леди Катерине Лоу, чтобы успокоить её относительно дочери. Всё обстоит хорошо. Но у меня печальные вести для вас. Вы знаете о ненадёжном состоянии Коломбы?
— Ей хуже? Ради бога, скажите мне. Не заставляйте меня томиться неведением.
— Увы! Она быстро угасает.
Услышав это, Ивлин застонал так громко, что сердце его собеседницы дрогнуло. Она выждала несколько минут, пока припадок, схвативший его, не уменьшился, затем сказала с глубоким состраданием:
— Сегодня утром положение Коломбы стало тревожным. Тотчас вызвали доктора Ширака, который, взглянув на неё, сразу сказал, что ей осталось жить лишь несколько часов. Так как правду нельзя было скрыть, я решила сообщить её кроткой страдалице. Но она взяла меня за руку и, нежно пожимая её, сказала с ангельской улыбкой: «Я знаю, что вы хотите сказать: я прочла свой приговор во взгляде доктора. Чувствую, что скоро умру. Но смерть будет для меня облегчением; я вполне готова к ней. Мне хотелось бы только проститься пред смертью с двумя людьми: с Кэти Лоу и Ивлином Харкортом». Я не могла отказать ей в этой просьбе. Мадемуазель Лоу прибыла немедленно, но вас не нашли, и я боялась, что последнее желание Коломбы останется неисполненным. И даже такое разочарование она переносила безропотно. Но Божья Матерь в своём сострадании привела вас сюда. Вас тотчас же допустили бы к умирающей, но она была занята священными обрядами. Теперь же идёмте со мной.
Они вышли из приёмной, поднялись по лестнице и вошли в галерею, где находились спальни. Остановившись у двери, аббатиса тихо отворила её и впустила Ивлина в комнату, где пред ним открылось зрелище, которое чуть не лишило его сил.
На кровати, такой же простой, как и вся скромная обстановка кельи, лежала Коломба. На лице её была печать смерти. С тех пор как Ивлин видел её в последний раз, в её наружности произошла сильная перемена, но красота не уменьшилась. Своими суровыми чертами, своей мертвенно-белой кожей она походила на изящное мраморное изваяние. Даже положение способствовало этому сходству: её руки благоговейно прижимали Распятие к груди. Рядом стояла на коленях Кэти Лоу и горячо молилась: в отдалённом конце кельи находились две монахини, также на молитве. В ту минуту это глубоко трогательное зрелище было почти невыносимо для Ивлина, но впоследствии, когда горечь страдания прошла, он любил вспоминать о нём.
Дверь отворилась так тихо, настоятельница с Ивлином вошли такими неслышными шагами, что сначала никто в келье не заметил их присутствия. Было слышно только, как Кэти Лоу и монахини шептали молитвы. Сдерживая дыхание, чтобы не нарушить священного спокойствия вздохом или стоном. Ивлин посмотрел на ту, которую любил. Её положение было так безжизненно, что в первые минуты он думал, что всё кончилось, но при более тщательном наблюдении слабые движения груди показали, что жизнь ещё теплится. Восклицание, которого он не мог сдержать, заставило Коломбу открыть глаза. Она устремила их на Ивлина: слабый, чуть заметный румянец пробежал по её бледным щекам, лёгкая улыбка заиграла на губах. Но румянец тотчас же погас, и хотя глаза с любовью ещё были устремлены на него, её взор постепенно тускнел. Заметив приближение Ивлина, Кэти Лоу поднялась с колен и отошла вглубь кельи.
Получив возможность приблизиться к умирающей, Ивлин поцеловал её в лоб и, взяв худую, холодную руку, молил её сказать что-нибудь. Умирающая девушка сделала усилие, чтобы исполнить его просьбу. Ея уста зашевелились, но способность речи покинула её, ни одного звука не слетело с её уст. Ивлин почувствовал только лёгкое пожатие руки, которую держал. На нём остановился её последний взор, в котором читалась уже безмолвная любовь. Только тогда сердце страдалицы успокоилось навеки, и эта любовь потухла. Ивлин был выведен из забытья аббатисой, которая сказала ему с состраданием:
— Не горюйте о ней, сын мой! Вы только на время расстались, но на небесах соединитесь с ней. А теперь уходите отсюда, позвольте нам помолиться о душе нашей усопшей сестры.
