– Добрый день, Василий Петрович.
– Добрый, Настасья, – он полулежал на кровати, обложенный подушками, сжимал в руке черный пульт от телевизора и лениво листал каналы. Нажав на красную кнопку, повернулся ко мне. – Как дела? Как на работе?
– Хорошо все, – улыбнулась я в ответ, разгружая пакет с гостинцами. – Главное, вы как? Что врачи говорят?
– Да что говорят, – отмахнулся он. – Не хотят меня отпускать. Говорят, что риски еще есть и все такое. А у меня такое чувство, что в тюрьму попал. Никакой свободы действий!
– Ну, тогда я знаю, как вас порадовать, – еще шире улыбнулась, вытаскивая из сумки планшет. – Соскучились по конференциям?
– В смысле? – напрягся Кузьмин-старший.
– А папу моего давно не видели?
– Спроси, что попроще, – он вздохнул. – Уж и не помню, когда последний раз...
– Ну вот сейчас и повидаетесь.
– Он приехал? – Василий Петрович оживился и выпрямился. – Ему уже лучше?
А я покачала головой и подвернула обложку планшета для устойчивости, поставила на колени шефа поднос.
– Нет. Его тоже до сих пор держат в палате... Но зачем куда-то ехать, если есть интернет?
Ткнула в значок видеокамеры, и мелодичный сигнал возвестил о том, дело пошло. Мгновение спустя на экране появилось чуть размытое, расслоившееся на кирпичики и до боли знакомое лицо.
– Васька! - папин голос из-за больничного эха звучал так, будто он говорил в стеклянную банку. - Надо же! И как мы сами не додумались!
– Сам не знаю, – отозвался второй «Вась», разглядывая моего отца. – Сколько тут валяюсь без дела… Даже в голову не пришло!
Я улыбнулась, присела на край кровати, рассматривая папу. И почему я сама раньше не звонила ему по скайпу?
За время болезни он сильно похудел, лицо осунулось, а морщины стали глубже. И только глаза горели, как раньше. Горели борьбой. Ведь всю жизнь, несмотря на те подножки, которые она ему подставляла, папа был сильным мужчиной. И морально, и физически.
Пережить смерть единственной любимой женщины, самому воспитать и поставить на ноги дочь, не отказывать ей ни в чем. То есть, мне.
Я уважала и любила его. Ужасно скучала. И теперь в носу защипало. Один раз моргнуть - и я бы разревелась, как ребенок. Хорошо хоть никто из Василиев этого не заметил. Они были так увлечены разговором друг с другом, что я даже на мгновение почувствовала себя тут лишней.
– Да вот, Настасья умотала, теперь скучно, – улыбнулся мой отец, сразу скидывая этим себе десяток лет. – Да, Насть?
– Конечно, папа. Я тоже очень-очень скучаю. Знаете, я, наверное, оставлю вас ненадолго, – я нагнулась к планшету и помахала папе. – Возьму еще кофе, там был автомат... А вы тут пока поболтайте.
– Конечно, дочка. Но сегодня вечером ты не отвертишься, я тебя наберу точно так же. Хоть покажешься, расскажешь все. А то что мы с тобой по телефону только, как в прошлом веке.
Дав клятвенное обещание, я вышла из палаты и, сделав несколько шагов в сторону, привалилась спиной к стене и съехала по ней вниз. Было невыносимо больно видеть папу таким. Я понимала, что уже почти все хорошо, что он идет на поправку, но…
Но стоило только увидеть его в больничной одежде, бледным, даже пожелтевшим, иссохшим и хрупким... В груди все болезненно сжалось, а к горлу подкатил комок. Пока я тут носилась по Сити, принимала подарки, пила на корпоративе, он был там совершенно один.
Я мысленно твердила себе, что нахожусь здесь только ради него, но слезы просто катились по щекам, не желая останавливаться.
- Лаврова, что за привал?
Дёрнувшись, я ударилась затылком о стену и перевела взгляд на мужские колени, из ниоткуда возникшие у меня перед носом.
– Ну и? – Максим наклонился, испытующе осмотрел мое лицо. – Что стряслось? Что-то с отцом?
– Нет, – я провела руками по щекам. – С ним все хорошо. Он сейчас с моим папой по видеосвязи разговаривает. Ностальгирует.
– И чего ты тогда рыдаешь? – он помог мне подняться на ноги, протянул бумажный платок.
– Я… Не знаю. Просто увидела их вдвоем, они так рады друг другу. И почему-то… накрыло.
– Давай так, – Макс перевесил пакет с гостинцами с одной руки на другую, – ты сейчас сходишь в туалет и приведешь себя в порядок, а я пока сбегаю за кофе. Латте, как обычно?
В ответ я только кивнула, а Кузьмин-младший уже спешил по коридору к лестнице. Я проводила его взглядом и поплелась в туалет.
Это же надо было так расклеиться! Еще и перед Максом! Как какая-то слабачка… Вот что он теперь обо мне подумает? Что он вообще обо мне думает? Да и какая разница… Мне никогда не стать женщиной-вамп, которую мне расписывал Эдик.
Я сунула руки под кран с ледяной водой и держала их, пока от холода не онемели пальцы. Потом прижала к щекам, прикрыла глаза… Это всегда приводило меня в чувство. Дышать стало легче, слезы отступили. Главное - верить, что отец скоро встанет на ноги. Лавровы не сдаются.
Расправила плечи, подправила потекшую тушь и, отрепетировав невозмутимое выражение лица и бодрую улыбку, вышла в коридор.
У окна с двумя стаканчиками из автомата стоял Макс. Задумчиво смотрел вниз, на деревья больничного двора и медленно потягивал кофе. Сейчас он показался мне другим, не таким, как в офисе. Потерянным и… уязвимым, что ли.
Я медленно выдохнула, сложив губы трубочкой, запихнула подальше несчастную сентиментальность и подошла к Максу. Он молча протянул мне второй стакан.
После холодной воды стаканчик приятно согревал пальцы. Макс странно на меня посмотрел.
· Пойдем? Я все же хотел сегодня попасть к отцу.
– Наверное, они уже договорили. Надо забрать планшет...
– Думаю, тебе придется вырывать его силой, – усмехнулся Макс. – «Вась-Васей» так просто не разнять. Не уверен, что папа вообще заметит мое присутствие
– Тогда точно пора заканчивать. А то я опять буду виновата, что Василий Петрович тебя игнорирует.
– Мне сейчас показалось или ты меня попыталась задеть? – он изогнул бровь.
Я неопределенно пожала плечами. Пусть думает, что хочет. Это он обвинял меня тогда во всех смертных грехах, мне извиняться не за что.
Мы остановились перед палатой, и Макс уже взялся за ручку приоткрытой двери, чтобы войти, но отчего-то замешкался.
· Ты чего? - удивилась я, но он выразительно округлил глаза и прижал палец к губам.
Из палаты доносился голос моего отца.
– Как думаешь, наши все-таки поженятся? А то я Насте как ни позвоню, она только про Макса да про Макса.
Эй! Я не ожидала такого предательства от собственного отца! Толкнула Макса, но он только мотнул головой и продолжил нагло греть уши.